К тридцати пяти годам человек становится частью традиционного мира. Он начинает верить в традицию, в прошлое, в Веды, в Коран, в Библию. Он абсолютно против перемен, потому что любая перемена означает, что его собственная жизнь будет потревожена; теперь ему есть что терять. Ты не можешь быть за революцию – ты хочешь защитить... Человек уважает закон, суды и правительство. Он больше не анархист; он всецело за правительство, правила, инструкции, дисциплину.
К сорока двум годам взрываются всевозможные физические и умственные болезни, потому что теперь жизнь идет на спад. Энергия движется к смерти. Как и в начале – твои энергии увеличивались, и ты становился все более живым, энергичным, сильным – теперь происходит противоположное, и с каждым днем ты слабеешь. Но теперь продолжаются твои привычки. Ты ел достаточно до тридцати пяти лет; если теперь ты будешь продолжать эту привычку, то начнешь набирать вес. Теперь столько еды не нужно. Это было необходимо раньше, но теперь это не нужно, потому что жизнь движется к смерти, ей не нужно такого количества пищи. Если ты продолжаешь наполнять живот как и раньше, случатся всевозможные болезни: высокое кровяное давление, сердечные приступы, бессонница, язва желудка – все это происходит в районе сорока двух лет; сорок один год – это одна из самых опасных точек. Волосы начинают выпадать, седеть. Жизнь превращается в смерть.
В возрасте сорока двух лет впервые становится важной религия. Может быть, раньше ты время от времени валял дурака с религией, но теперь впервые религия становится важной – потому что религия глубоко связана со смертью. Теперь приближается смерть, и впервые возникает желание религии.
Карл Густав Юнг написал, что всю жизнь он наблюдал, что люди, приходившие к нему в возрасте сорока лет, всегда нуждались
в религии. Если они сходили с ума, страдали неврозом или психозом, им нельзя было помочь, если они не становились глубоко укорененными в религии. Им нужна религия; их основная потребность – религия. И если общество нерелигиозно и тебя никогда не учили религии, величайшая трудность случается, когда тебе около сорока двух лет – потому что общество не дает тебе никакого дальнейшего пространства, никакой двери, никакого измерения.
Общество было хорошо, когда тебе было четырнадцать лет, потому что общество дает достаточно секса – все общество сексуально; кажется, секс это единственный товар, скрытый в любом товаре. Если ты хочешь продать десятитонный грузовик, даже в этом случае тебе придется использовать голую женщину. Или зубную пасту – то же самое. Грузовик или зубная паста, неважно: где-то на заднем фоне все равно улыбается голая женщина. На самом деле продается эта женщина. Продается не грузовик, не зубная паста, продается женщина. И поскольку женщина, улыбающаяся женщина, продается вместе с зубной пастой, тебе приходится купить и пасту. Везде продается секс.
Таким образом, это общество, нерелигиозное общество, хорошо для молодых людей. Но они не останутся молодыми вечно. Когда им исполняется сорок два года, общество оставляет их в вакууме. Теперь они не знают, что делать. Они становятся невротичными, потому что не знают, не умеют, их никогда не учили смотреть в лицо смерти. Общество подготовило их для жизни, но никто не учил их, как подготовиться к смерти. Для смерти нужно столько же образования, что и для жизни.
Если бы мне позволили поступить по-своему, я разделил бы университеты на две части: одна - для молодых людей, другая - для старых. Молодые люди приходили бы, чтобы научиться искусству жизни – сексу, амбициям, борьбе. Тогда, когда они стали бы старше и достигли точки сорока двух лет, они снова приходили бы, чтобы учиться смерти, Богу, медитации – потому что теперь старые университеты не смогут им помочь. Им нужно новое образование, новая дисциплина, чтобы они могли укорениться в новой фазе, случающейся с ними.
Общество оставляет их в промежутке; именно поэтому на Западе так много умственных болезней. На Востоке их не так много. Почему? – потому что Восток дает некоторое образование в религии. Оно не исчезло полностью; как бы оно ни было фальшиво, ложно, оно все еще есть, оно существует прямо перед носом. Пусть больше не на рыночной площади, не в гуще жизни, пусть в стороне – но храм есть. Пусть на обочине, но он все еще есть. Тебе нужно пройти несколько шагов, и ты можешь в него войти, он есть.
На Западе религия больше не является частью жизни. В возрасте около сорока двух лет западный человек переживает психологические проблемы. Случаются тысячи видов неврозов – и язв желудка. Язва желудка это след амбиций. Амбициозный человек обречен на язву желудка: амбиции кусают, едят тебя. Язва желудка это не что иное как поедание самого себя. Ты так напряжен, что начинаешь есть слизистую оболочку собственного желудка. Ты так напряжен, твой желудок так напряжен, что он никогда не расслабляется. Когда напряжен ум, напряжен и желудок.