Зрелые годы короля Генриха IV

Gardez tout votre courage, au milieu de l’affreuse m^el'ee o`u tant de formidables ennemis vous menacent. Il est toujours des oppresseurs du peuple, lesquels oncques n’aimai; `a peine ont-ils chang'e de costume, mais point de figure. J’ai ha"i le roi d’Espagne, qui vous est connu sous d’autres noms. Il n’est pas pr`es de renoncer `a sa pr'etention de suborner l’Europe, et d’abord mon royaume de France. Or, cette France qui fut mienne, en garde le souvenir; elle est toujours le poste avanc'e des libert'es humaines, qui sont libert'e de conscience et libert'e de manger `a sa faim. Il n’y a que ce peuple qui, de par sa nature, sache aussi bien parler que combattre. C’est, en somme, le pays o`u il у a le plus de bont'e. Le monde ne peut ^etre sauv'e que par l’amour. A une 'epoque de faiblesse, on prend violence pour fermet'e. Seuls les forts peuvent se permettre de vous aimer, puisque aussi bien, vous le leur rendez difficile.

J’ai beaucoup aim'e. Je me suis battu et j’ai trouv'e les mots qui saisissent. Le francais est ma langue d’inclination: m^eme aux 'etrangers je rappellerai que l’humanit'e n’est pas faite pour abdiquer ses r^eves, qui ne sont que des realit'es mal connues. Le bonheur existe. Satisfaction et abondance sont a port'ee de bras. Et on ne saurait poignarder les peuples. N’ayez pas peur des couteaux qu’on d'ep^eche contre vous. Je les ai vainement redout'es. Faites mieux que moi. J’ai trop attendu. Les revolutions ne viennent jamais a point nomm'e: c’est pourquoi il faut les poursuivre jusqu’au bout, et `a force. J’ai hesit'e, tant par humaine faiblesse que parce que je vous voyais d'ej`a d’en haut, humains, mes amis.

Je ne regrette que mes commencements, quand je bataillais dans l’ignorance de tout ce qui devait, par la suite, m’advenir: grandeur et majest'e, puis trahison am`ere, et la racine de mon coeur morte avant moi, qui ne rejetera plus. Si je m’en croyais, je ne vous parlerais que de cliquetis d’armes, et de cloches faisant un merveilleux bruit, sonnant l’alarme de toutes parts, les voix criant incessamment: Charge! charge! et tue! tue! J’ai failli ^etre tu'e trente fois `a ce bordel. Dieu est ma garde.

Et voyez le vieil homme qui n’a eu aucune peine `a vous appara^itre, quelqu’un m’ayant appel'e.

En guise de rideau, le nuage d’or se referme sur le roi.

Обращение Генриха Четвертого, Короля Франции и Наварры,

из облака, которое открывает его на миг, а потом смыкается над ним.

Меня призвали, чтобы вдохновиться примером моей жизни, не будучи в силах вернуть мне эту жизнь. Я и сам не уверен, хочу ли я ее возврата, и еще меньше понимаю, почему мне пришлось принять такую судьбу. В сущности, земной наш путь отмечен горестями и радостями, неподвластными нашему разуму и нередко недостойными нас. Мы поступали бы лучше, если бы смотрели на себя со стороны. А вот другие, те, без сомнения, судили обо мне, не видя меня. Однажды, в годы юности, кто-то, подойдя сзади, прикрыл мне глаза руками; я тогда сказал, что отважиться на это мог только великий человек или большой смельчак.

Посмотрите мне в глаза. Я человек, подобный вам: смерть тут ни при чем и ни при чем века, разделяющие нас. Вы мните себя взрослыми людьми, потому что ваше поколение на триста лет старше моих современников. Но для мертвецов почти нет разницы — мертвы ли они так давно или умерли только вчера. Не говоря уже о том, что живые сегодня могут стать завтра мертвецами. Послушай, меньший мой брат на мгновение, ты удивительно похож на меня. Ведь и ты испытал превратности войны, сперва узнав ее удачи? А любовь, со всеми перипетиями борьбы, с торопливым счастьем и отчаянием без конца! Я не погиб бы от кинжала, если бы бесценная моя повелительница была жива.

Так мы говорим, но что мы знаем? Я совершил опасный прыжок, который стоил многих ударов кинжалом. Участь моя решилась в ту минуту, как я отрекся от истинной веры. Однако этим я послужил Франции. Ибо нередко наше отступничество равноценно подвигу, а наши слабости могут заменить стойкость. Франция многим обязана мне, потому что я много потрудился для нее. У меня были минуты величия. Но что значит быть великим? Это значит иметь скромность служить своим ближним, будучи выше их. Я был принцем крови и простолюдином. Надо быть тем и другим, чтобы не остаться ничтожным и ненужным крохобором.

Я что-то слишком занесся, ибо мой Великий план задуман все-таки в годы заката. Но, быть может, закат — это и есть высшее и мучительное завершение. Король, которого называли великим, не понимая даже, сколь это справедливо, под конец провидит вечный мир и союз христианских государств. Тем самым он выходит за пределы своего могущества и даже своей жизни. Величие? Да ведь оно не от мира сего, для него надо прожить жизнь и умереть.