Зримая тьма

Никаких догадок Боссюэ высказать не пожелал. Поначалу можно было предположить, что преступление совершили феллахи. Но ведь Боссюэ знал Жозефа, знал, что он был бандитом, четыре или пять раз сидел в тюрьме, а во время войны служил в штрафном батальоне. Вряд ли лейтенант мог привести хоть один случай, когда такой человек тихо и мирно умирал в своей постели. Боссюэ знал, что рано или поздно, в этом году, через пять или через десять лет, раздался бы телефонный звонок, ему пришлось бы встать, застегнуть на себе форму, надеть начищенные до зеркального блеска ремень, башмаки и краги, вывести старенький «ситроен» и ехать в усадьбу Жозефа. И он нашел бы его плавающим в собственной крови, умершим от одной или нескольких ран, нанесенных огнестрельным оружием, ножом или тупым предметом. Боссюэ поискал бы отпечатки пальцев, измерил рулеткой расстояния между определенными точками, опросил бы тех, кому удалось уцелеть, а потом стал бы дожидаться приезда полицейского фотографа. Затем он возвратился бы в свою канцелярию и приказал принести дело Жозефа… Дель Джудиче, Джузеппе; родился 5.1 1902 года в Палермо; мать — дель Джудиче, Джузеппина, отец неизвестен; несовершеннолетний преступник; вооруженный грабеж; снова вооруженный грабеж; попытка совершить убийство; убийство; соучастие в сводничестве; опять соучастие в сводничестве; еще одно соучастие в сводничестве… Целый ряд преступлений, а затем красная черта и надпись: «Убит неизвестными». Расследование будет продолжаться неделю, две, месяц, после чего досье Жозефа в полиции, уже изъятое из секретных биографий живых, окажется среди архивных папок вместе с делами тех, кто загадочно погиб от руки необнаруженных преступников.

Боссюэ заранее примирился со своей неудачей, так как речь шла об одном из иностранцев, живших маленькими, замкнутыми группами, члены которых теряли дар речи, зрение и слух, когда смерть выбирала жертву среди них.

Боссюэ нарисовал эту картину в коротких, слегка циничных фразах. Ему предстояло проделать обычную, банальную и бесполезную процедуру, и наша беседа являлась тоже бесполезной, но обязательной ее частью. Порядка ради он возьмет от меня объяснение и вместе с дюжиной других приобщит к делу, которое вскоре навсегда будет погребено в архиве. Разговаривал ли я с Жозефом на вечеринке? Заметил ли я что-нибудь необычное в поведении Жозефа? Боссюэ предполагал, что я бывал в усадьбе и раньше.

Я сообщил лейтенанту то, что он уже знал, — о собаках, об изгороди, которую Жозеф не успел электрифицировать. («Все равно это ничего не дало бы», — заметил Боссюэ, покачав головой.) Я рассказал также и о том, чего он не знал: о предчувствии девушек, что нечто подобное обязательно должно произойти.

Боссюэ делал заметки химическим карандашом в большой записной книжке в кожаном переплете, таком же блестящем, как его портупея, краги и башмаки.

— Еще одно: вы можете сообщить приметы исчезнувшей женщины — Долорес Майоль?

— С чего начать?

— Возраст?

— Пожалуй, около тридцати. Лет двадцать семь — двадцать восемь.

— Рост?

— Метр пятьдесят пять. Метр шестьдесят, не больше.

— Волосы?

— Темно-каштановые, почти черные, очень густые, ниспадающие на плечи. Сбоку, по- моему, локоны, какие они обычно носят. Я имею в виду испанок.

— Глаза?

— Очень черные.

— И очень большие? — высказал предположение Боссюэ.

— Определенно. В общем, у нее тонкие черты лица. Несколько великоватый рот с полными губами. Нос слегка изогнут. Римским его не назовешь, но небольшая горбинка все же есть. Да, еще одна деталь: она всегда носила атласные платья.

— Телосложение?

— Вы бы, очевидно, назвали ее полной.

— Понятно: солидный бюст и широкие бедра, — чуть заметно и сухо улыбаясь, заметил Боссюэ и закрыл записную книжку. — Вы дали точное описание обыкновенной испанской проститутки. Их специально разводят для таких целей. Ну что же, мы сделаем все зависящее от нас.

В комнату вошел Джи Джи и, как обычно, быстро кивнув, направился к телефону. Он дважды подряд неправильно набрал номер, потом вместе со стулом повернулся к нам. Джи Джи, словно адмирал перед битвой, был тщательно одет: темный камвольный костюм, из рукавов которого на нужную ширину выглядывали манжеты с массивными золотыми запонками, солидный золотой перстень и красная гвоздика, как орден.

— Стив, я никак не могу договориться с лейтенантом. Может, вы спросите у него и сообщите мне, почему он заставляет нас держать рабочих-арабов под замком. Мы, безусловно, будем сотрудничать с властями — это само собой разумеется. Но скажите лейтенанту, что я был бы признателен ему, если бы он со всей откровенностью разъяснил, какую цель преследует эта мера. Я ничего не могу от него добиться.

Я передал все это Боссюэ, и тот ответил:

— В сложившейся обстановке нужно быть готовыми ко всему.

Я перевел.

— Да, но чего он ждет? Спросите его, чего он ожидает.

Я спросил.

— Ничего, — ответил Боссюэ.

— То есть примерно того же, чего и я, — отозвался Джи Джи.

— Но, — продолжал Боссюэ, — кое-что может случиться.

— Он говорит, что кое-что может случиться.

— Так что же, ради бога? Вот это я и пытаюсь у него узнать!