Зуб мамонта

— Если скажу, что нет, ты не поверишь. — Вадим снова сделал глубокую затяжку. — Но это правда: я не пью.

— Совсем?

— Что значит совсем? Бывают праздники…

— …встречи, провожания, воскресенья, обмывка картины, новой покупки…

— Не злись, пожалуйста, — попросил Вадим. — Я пришел не за этим.

И все равно она не в силах была сдержаться. Отказали нервы.

— Пришел сказать, что не можешь без меня. А ты меня спросил: могу ли я без тебя? Отвечу: да, могу. Эти четыре года, когда тебя не было…

Он терпеливо, не перебивая, не пытаясь вставить ни слова, ждал, пока она, нервно ходя по комнате, выговорится. Он не заметил, как выкурил новую сигарету и прикурил следующую… И дождался. Словно после тяжелой работы, обессиленная и поникшая, Кира вновь села на тахту, вздохнула:

— Я все сказала. Теперь ты в состоянии понять меня?

— Кира, — глухо проговорил Вадим, — поверь: ничего нового ты мне сейчас не сказала. Я это знал. Давно понял. И еще понял самое главное: это верно — мне без тебя трудно. Плохо без тебя. Но я ни о чем не прошу. Просто я постараюсь доказать, что тоже могу быть нужным тебе. На это ведь я имею право?

— Да, конечно, — сказала она и горько добавила: — Если сумеешь доказать… Я, Вадим, не собираюсь скрывать: четыре года, пока тебя не было, я провела не в монастыре. И встречалась, и дружила. Одного не было — большого чувства. А без чувства и уважения — все ложь… Вот и сейчас сосед Петр Шмаков — приличный человек, хороший хозяин, здоровяк, силища как у Жаботинского или у кого там еще… Не пьет, даже не курит, всего на год старше меня, так вот, он очень хочет, чтобы я вышла за него замуж. Куда больше: обещает унести на руках в Париж или в саму Антарктиду. Заманчиво. Но не соглашаюсь. Нет настоящего чувства. Знаешь, как в городе, где много машин, — смог образуется, не хватает кислорода. И мне кислорода чувств не хватает.

— Но ведь когда-то, вначале, мы хорошо жили, — осторожно напомнил Вадим и посмотрел на сидящую Киру. — Мне казалось, любили друг друга…

— Наверное, любили, — после некоторого раздумья согласилась она. — Но после стольких лет начинать все сначала? После того, как официально развелись…

— Тем не менее я готов на это, — сказал Вадим и поднялся со стула. — Больше не стану задерживать. Спасибо, что позволила прийти. Об одном прошу: помни, что я здесь, что я очень хочу начать все сначала. Не станешь возражать, если я буду иногда напоминать о себе?

— Не стану, — ответила Кира и без улыбки подала руку. — Я провожу до калитки.

— Это тебе. — Вадим показал на сверток, лежавший на столе, и вышел из комнаты.

Она проводила его к калитке, слабо кивнула на прощание и вернулась в комнату. С минуту смотрела из окна, как он, словно истаивая, делаясь все меньше и меньше, удалялся от дома. Вот и поворот. Скрылся… Все сначала… Разве это возможно? Разве бывает так? Склеить разбитый кувшин… Разбитый или только треснувший?..

Нелегкие ее размышления неожиданно прервал вынырнувший из-за поворота мотоцикл с коляской. Кира не могла не узнать голубой «ИЖ» Петра. И его самого, широкоспинного, в красном шлеме. Но что это? Почему Петр вдруг круто развернул машину и вновь скрылся за поворотом?

«А что, если он ехал навстречу и узнал Вадима? — подумала она. — Нет, ничего плохого Петр себе не позволит. Не должен позволить. Впрочем, от него можно всего ожидать. Но почему, по какому праву?..»

Кира уже готова была побежать туда, узнать, в чем дело, но из-за темных кустов вновь показался голубой «ИЖ» с коляской.

«Что-то все же было, — решила она. — Не зря ведь он возвращался. Если это так, то визита долго ждать не придется. Петр не из тех, кто терпит рядом соперника».

Петр даже не стал заезжать домой. Лишь каску круглую снял, положил под брезент. Ей не хотелось, чтобы он сам открыл калитку. Поспешила навстречу.

— Можно к тебе на минутку? — подозрительно рассматривая ее, спросил Петр.

— Здравствуй, во-первых, — сказала она. — В гости? С визитом? Милости прошу.

Петр быстрым и цепким взглядом осмотрел комнату, цветы увидел, сверток, а на подоконнике даже окурки сигарет и пепел на бумажке приметил.

— Вадима сейчас твоего видел, — сказал он.

— Может быть, сядешь? — спросила она.

— Не узнал сначала. Без бороды. Развернулся, подъехал, смотрю — он. В обратном направлении двигает. От тебя, значит.

А Кира, как и при Вадиме, спокойно устроилась на тахте.

— Так ты присядешь все-таки?

Петр подошел к окну, брезгливо покосился на подоконник.

— Хотя бы пепельницу попросил. Ну, народ! Хамье! А туда же — цветочки! Подарочки! — Он ткнул пальцем в сверток на столе.

— В самом деле, что же там? — только сейчас по-настоящему обратив внимание на что-то завернутое в бумагу, удивилась Кира. Она вдруг подумала: не зуб ли мамонта?

Ничего похожего. Это оказалась высокая коробка конфет, на уголках перевязанная фиолетовой шелковой ленточкой.

Эх, выяснять отношения так выяснять! Она в одну секунду сняла ленточку и подняла крышку.

— О, прелесть какая! Не иначе как в Москве, в Елисеевском магазине покупал! Угощайся. — И сама взяла из бумажной клеточки высокую, похожую на графинчик шоколадную конфету.