Павлик Морозов – не мой соученик, и я с ним не сидела за одной партой. Этот мальчик, русский, советский мальчик погиб в моем возрасте и сейчас, останься он жив,, был бы старше моего папы.
Его убил классовый враг. А кто был такой этот классовый враг? Его родной дедушка. Можете себе представить, что меня убивают мои дедушки Лева и Сема? Идиотизм! Ну, дедушка Степан еще может быть… Потому что он служил в КГБ и мучил заключенных, но когда я родилась, он уже был в отставке, и у него руки тряслись… Курицы зарезать не мог, не то что меня. Между прочим, он, хоть и бывший палач, а любил меня, и когда бывал слегка пьян, у него можно было выпросить все, что душе вздумается. Мог последнюю рубаху отдать. А уж на мороженое давал денег, сколько попросишь! Его жена, моя бабушка Соня, у которой душа была не такая широкая и совсем не русская, следила за ним в оба глаза и сдерживала его благие порывы. Хотя любила меня не меньше, а даже больше. Дедушка Степан добрел ко мне, когда был под хмелем, а бабушка любила меня всегда, двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. А если выпадал год високосный, то все триста шестьдесят шесть дней.
Павлика Морозова убил его родной дедушка. За что? Вот тут я сначала совсем ничего не могла понять. Жил Павлик в глухой деревне, в Уральских горах. Было это давным-давно, еще до рождения моего папы. У Павлика тоже был папа. Деревенский человек. Крестьянин. У него было маленькое хозяйство. Он сеял хлеб и доил свою корову, чтоб у детей было свежее молоко.
В это время по приказу Сталина по всей России у крестьян стали отнимать землю и скот и делать все общим. Чтобы жить по-социалистически, а не частным образом. Короче говоря, сделали колхоз. Это такое сокращенное слово, которое расшифровывается как коллективное хозяйство.
Отец Павлика не хотел расставаться со своей землей и был против колхоза. А таких людей Сталин называл «врагами народа» и отправлял в тюрьму, где они обычно умирали, побывав на допросах у таких «друзей народа», как мой дедушка Степан.
Никто не знал, что отец Павлика против колхоза. Знал Павлик, который подслушал ночной разговор папы с дедушкой. И пошел в милицию и донес на родного отца. За что того немедленно арестовали, и Павлик остался сиротой. Потому дедушка зарубил его топором. За то, что продал отца.
Наша учительница Мария Филипповна, когда рассказывала нам о подвиге Павлика Морозова, чуть слюнями не изошла, умиляясь этому отцепродавцу, как святому.
– Для него, как для подлинного патриота нашей Родины, дело коммунистической партии было выше традиционной сыновней любви. Берите пример с него, дети.
С кого пример брать? Какой пример? Доносить на своих родителей? Сажать их в тюрьму? За что? За дело коммунистической партии? Какое дело? Что такой ребенок понимает в политике? Какое ему дело до взрослых дел?
У него есть отец. И нет никого выше отца. Даже сам Сталин. Хоть его и называли отцом народов. Но то – народов, а то – мой, собственный.
Как может у ребенка язык повернуться предать родного отца, отправить его на смерть? Это надо быть ненормальным, с мозгами набекрень. И таких детей надо строго изолировать и насильно лечить.
А ему, маленькому доносчику, ставят памятники на площадях, его простоватая угрюмая мордашка пялится на нас с портретов, повешенных в классе и в пионерской комнате. Нас заставляют отдавать ему пионерский салют. Блаженная Мария Филипповна умоляет нас брать пример с этого людоеда и поступать со своими родителями, как это сделал он.
В моей глупой башке это все не смогло перевариться, и меня нелегкая толкнула задать парочку недоуменных вопросов учительнице. В духе моих размышлений.
Честное ленинское, если б Сталин уже давно не умер, мне бы быть «врагом народа», а уж моих несчастных родителей точно бы сгноили, в Сибири. За то, что воспитали такого врага. То есть меня, дуру языкатую.
Но, слава богу, все обошлось. Меня таскали к директору. Стыдили, Орали. Потом вызвали родителей. И их стыдили и на них орали, Потом они, бедные, меня долго стыдили и орали на меня. И даже топали ногами. И папа глотал валерианку. А старый политкаторжанин прадедушка Лапидус дал им дельный совет: унести из дома всю литературу, которая не внушает доверия. На случай обыска. А мне он сказал, горько качая головой, что хотела я этого или не хотела, но, кажется, я повторила подвиг Павлика Морозова и навлекла на голову моих родителей репрессии.
Никаких репрессий я не навлекла. Даже в школе об этом забыли через неделю. Только Мария Филипповна сказала перед всем классом, что у меня мозги вывихнутые. А я хотела ей ответить, что у нее у самой вывихнутые. Но – проглотила язык.
Конечно, папа прав. Там, в России, нам, детям, забивали головы глупостями. И очень опасными. Потому что – что ребенок смыслит в политике? Повторяет за взрослыми, как попугай. А взрослые врут, обманывают всех и самих себя. Говорит одно, а думают другое. Все кричат «ура» советской власти, а в душе, небось, думают: провались она пропадом.