В КПСС Сергей вступил без затруднений — туда рабочих зазывали. Не пьяница, работаешь старательно — подходишь в коммунисты. Но работяги в партию не рвались — зачем им? Платить ей взносы — до трех процентов от заплаты,[5] еще нагрузят поручением. В КПСС стремились ИТР,[6] поскольку беспартийному карьера не светила. Но на заводах соблюдали квоту: три члена партии из рабочих на одного из ИТР, поэтому нередко сами инженеры уговаривали станочников и слесарей вступить в передовой отряд социалистического общества. Сергей же рассудил, что членство в партии ему поможет в будущей писательской карьере, поэтому стал коммунистом.
— Исключат из КПСС, — «обрадовал» Иван Михайлович. — Такой проступок коммуниста позорит партию. Как представляется, с вступлением в Союз писателей проблема тоже будет. Не исключено, что и с издательством –им не нужны такие авторы.
— И что же делать? — пригорюнился Кострица. Картина, нарисованная кагэбистом, рвала душу. Все планы рушились, а то, к чему он так стремился, уплывало в заоблачную даль.
— Мы можем вам помочь, — сказал Иван Михайлович. — Не будет сообщения из вытрезвителя и штрафа — тоже. И в партии останетесь. Поскольку за вами других серьезных нарушений не замечено, готов поверить, что вы наш человек и заслуживаете шанса исправить положение.
— Конечно! — с готовностью подтвердил Сергей, догадываясь, куда клонит опер.
— В Союзе писателей БССР, по нашим сведениям, царит нездоровая атмосфера. Некоторые литераторы, считающие себя белорусскими патриотами, а на самом деле — обыкновенные националисты, притесняют русскоязычных, сеют межнациональную вражду. Знаете, кто у них самый культовый поэт из умерших?
— Янка Купала? Максим Богданович?
— Нет. Владимир Сырокомля, написавший: «Лягчэй будзе сэрцу, як згінець маскаль»[7]. Вы как коммунист понимаете, что мириться с подобным абсолютно невозможно?
На секунду зажмурившись, Кострица принял решение. Далось оно ему легко.
— Согласен на сотрудничество. Все, что в моих силах. Не только ради вашей помощи в связи вот этим, — он глазами указал на стены милицейского учреждения, куда попал по собственной дурости. И добавил в голос пафоса: — А как советский человек и патриот.
— Прекрасно! Вижу, что не ошибся в вас, — кивнул Иван Михайлович. — Мы оформим с документы о привлечении вас к работе КГБ в качестве нештатного сотрудника. Как только вступите в Союз писателей, жду от вас подробную информацию.
Тут у Сергея словно прорвало какую-то внутреннюю плотину. Быть стукачом у «конторы» считалось не слишком благородным делом, но раз уж Рубикон прошел, терять-то нечего.
— Я уже сейчас готов кое-что сообщить, наверняка вас интересующее.
Он рассказал о разговоре в ресторане, приписав Чернухе часть слов, которых тот не говорил. Мол, порочил меры партии по укреплению дисциплины, заявляя, что это ерунда и делу не поможет, поскольку проводимая КПСС политика неправильная в корне. Пример нужно брать с капиталистических государств. Пусть будут в СССР бездомные и безработные — так даже лучше, поскольку остальные станут держаться за работу.
Солгав о «патриотических» причинах настучать, Сергей больше всего желал, чтобы комитетчик не передумал и выполнил обещание, поэтому буквально пел. В конце концов, из-за Чернухи случилась неприятность с ним. Пускай и он получит, выскочка! Тем более, что, как заверил комитетчик, Чернуха не узнает, кто сообщил о разговоре за столом. Инкогнито агента не раскроют. Распалившись, Сергей поведал и о махинациях Чернухи на работе. Он исполняет левые заказы, изготавливая зубы пациентам не из очереди, а денежки кладет себе в карман.
— Напишите нам об этом, — сказал Иван Михайлович и протянул ему листки бумаги…
Начальник отдела достал из папки рапорт подчиненного и положил его перед собой. Прочитал, затем взглянул на капитана, сидевшего перед ним на стуле.
— Хорошая работа, Иван Михайлович, — промолвил одобрительно. — Завербовали ценного агента, который сходу дал нужную информацию. Как удалось?
— Работаю с вытрезвителями, — пожал плечами капитан. — В каждом на крючке имеются дежурные офицеры. Среди клиентов этих учреждений нередко попадаются довольно интересные фигуры. Мне позвонил один из милиционеров, я съездил к ним и побеседовал с задержанным. Все подтвердилось: он действительно писатель, хотя не член Союза, но собирается туда вступить в ближайшем времени. А остальное просто. Стандартная вербовка на компромате.
— Писательская сфера интересна, — кивнул начальник управления. — Там недовольных много, хотя, казалось бы, чего им не хватает? Такие льготы… Ладно, как предлагаете реализовать материал на этого Чернуху?
— На 67-ю[8] он наговорил.
— Исключено, Иван Михайлович. Раскроете агента.
— Там были и другие свидетели разговора. Начну прессовать их по одному, ссылаясь на якобы подслушанное официантами, и с ними заодно — Кострицу. Пусть тоже подтвердит, но последним — на очной ставке с зубными врачами.