Это считалось светским триумфом, но было не достаточно для молодых людей с убеждениями, всех оттенков между розовым и алым. В Старом городе Канны, внизу около гавани, жили представители угнетенных классов, среди которых Ланни появлялся в течение многих лет, обучая своим идеям в странной, нерелигиозной воскресной школе, помогая деньгами, чтобы создать центр, который был назван «рабочее образование». Здесь он со многими подружился, ломая социальные барьеры. В результате, официант в каком-нибудь модном кафе может сказать: «Добрый вечер, товарищ Ланни»! А когда он выйдет из машины, чтобы войти в казино, или в яхт-клуб, или в какое-либо другое изящное место, то будет задержан стаей уличных мальчишек подбежавших, чтобы пожать ему руку или даже его обнять.
Что бы эти люди почувствовали, если бы узнали, что знаменитый скрипач, который был шурином Ланни, приехал в город и дал концерт для богатых, но пренебрег бедными? Немыслимо отправиться в рейс на роскошной прогулочной яхте и даже не поздороваться с рабочими, обладающими классовым сознанием! Социалистический друг Ланни Рауль Пальма, который руководил школой, был предупрежден о предполагаемом визите, снял подходящий зал и распространил отпечатанные листовки через уличных мальчишек. Когда Ганси Робин играл в концертных залах, богатые платили за билет не меньше сотни франков, но рабочие услышали бы его за пятьдесят сантимов, меньше, чем полтора цента на американские деньги. С точки зрения бизнес-менеджера Ганси, это было ужасно. Но Ганси был сыном богатого человека и мог иметь свои странности. Куда бы он ни поехал, слух пойдёт повсюду, а лидеры рабочего движения будут приходить, и просить у него помощи. Он был молод и силен и всегда хотел играть, так почему бы не сделать это на сцене для этой наиболее благодарной аудитории?
Возможно, это происходило потому, что они знали, что он был «товарищ», и читали в его музыке то, чего там не было. Во всяком случае, они сделали из него демонстрацию. Они сердечно его приняли, они летели с ним на крыльях песни к той счастливой земле будущего, где все люди будут братья, а бедность и война останутся только в дурной памяти. Ганси не играл для них никакой сложной композиции, он не демонстрировал никакого технического мастерства. Он играл простую музыку для души: адажио из одной сольных сонат Баха, а затем «Прелюду» Скрябина, мягкую и торжественную, с очень красивой двойной остановкой. Затем он добавил яркие и веселые вещи: аранжировка Перси Грейнджера из «Молли на берегу», а когда его просили на бис, он привел их в восторг «Танцем гоблинов» Баззини. Эти гоблины пищали и визжали, они тараторили и стрекотали. Люди никогда не могли вообразить, что такие странные звуки можно извлечь из скрипки или какого-нибудь другого инструмента, и они вряд ли смогут содержать смех и аплодисменты, пока гоблины исчезают в пещерах или там, где они прячутся, когда кончают танцевать.
Когда стало совсем уже поздно, и настало время заканчивать, Бесс заиграла первые аккорды Интернационала. Это была французская песня, розовая или алая или какого-то оттенка между ними. Все в этом переполненном зале, казалось, знали слова. Как будто заряд электричества прошёл через стулья, на которых они сидели. Они вскочили на ноги и стали петь, и нельзя было услышать скрипку. «Вставай, проклятьем заклейменный!» Рабочие толпились около сцены, и если бы Ганси им позволил, то они понесли бы его к машине на руках, и Ланни и Бесс тоже, а, возможно, уже толкали бы автомобиль всю дорогу к Мысу Антиб.
Белоснежная яхта Бесси Бэдд прошла самым малым ходом за волнорез Канн и через Залив Жуан мимо группы зданий с красными черепичными крышами, которые были домом Ланни Бэдд с момента, как он помнил себя. Теперь в течение нескольких месяцев яхта должна стать его домом. На яхте было пять человек экипажа, небольшая часть семьи Робинов из четырех человек, если считать младенца, и двух частей семьи Бэдд: Ланни, его жена и их ребенок, а также Бьюти, ее муж и дочь. Для двенадцатилетней Марселины это было первое путешествие на яхте, её сопровождала английская гувернантка мисс Аддингтон. Была также и мисс Севэрн, которая заботилась о новорожденной Фрэнсис вместе с одной из нянек. Наконец, была мадам Зыжински и, как надеялись, Тикемсе с его отрядом духов, не требующих места на яхте.