Решив взять быка за рога, он выбрал солнечное утро, когда заключенные Дахау могли находиться вне помещений, те, которым это было разрешено. Он положил в карман вырезки из газет о том, что фюрер осмотрел и одобрил картину Дэтаза, и о нескольких интервью с самим собой и Ирмой, содержащих его портрет, и упоминание о его знакомстве с Герингом. Они должны быть эквивалентны пропуску в любое место в Нацилэнде. Оставив Ирму заниматься шопингом, он съехал с дороги, ведущей в Дахау, и вместо того, чтобы скромно припарковать машину, подъехал к главным воротам и объявил о своем желании видеть коменданта.
Они оглядели его машину, они оглядели его одежду и его арийской лицо, его гравированную визитную карточку, которую он дал им. «М-р. Ланнинг Прескотт Бэдд» может быть это кто-то такой важный, что не потрудился проставить свои титулы и звания на карточке, как это было в немецкой традиции. Они пропустили его через стальные ворота, и два штурмовика встали на страже, пока третий понёс карточку в офис. Перед ним был учебный плац, с одной стороны раздавался стук молотков. Строились новые здания, несомненно, трудом заключенных. Штурмовики были везде, все с резиновыми дубинками и автоматическим оружием. К настоящему времени существовало около полумиллиона таких бойцов, для которых были предоставлены рабочие места.
Комендант дал согласие увидеть герра Бэдда. И того сопроводили в служебный кабинет грубого молодого уроженца Южной Германии со шрамом на лице и круглой коротко остриженной головой. Имея опыт общения с Герингом, Ланни не стал церемониться. Он сел и сразу перешёл к делу:
«Господин комендант, я сочувствующий американец, бывающий в Мюнхене, потому что я интересуюсь художественными выставками. Вы можете прочитать об этом, и, возможно, и обо мне. Я имел честь провести утро с фюрером в Коричневом доме несколько дней назад. Я друг министр-Президента генерала Геринга и имел удовольствие сопровождать его на охоту в прошлом месяце. Я живу во Франции и часто посещаю Англию и Америку, где я слышу много пропаганды против вашего Regierung. Вы, несомненно, знаете, что широко публикуются обвинения в жестокости и пытках. Я думаю, что будет неплохо, если я мог бы сказать: «Я посетил один из больших концентрационных лагерей и видел условия своими собственными глазами». Я понимаю, что незнакомцу вряд ли предоставят такую возможность, но у меня есть вырезки из мюнхенских газет, которые покажут вам, кто я есть, и, кстати, в них есть мои фотографии, так что вы можете видеть, что я тот за кого себя выдаю».
Улыбающийся посетитель вручил вырезки. Грубый нацист изучал их, и его настороженность испарилась, как иней рано утром под солнцем. Этот элегантный богатый иностранец фактически пользовался высочайшими привилегиями, которые мог себе вообразить любой настоящий штурмовик. Быть вхожим в личный кабинет фюрера и обсуждать с ним искусство! — «Конечно, герр Бэдд, мы всегда рады показать наш лагерь должным образом аккредитованным лицам. Мы принимали несколько иностранных журналистов в прошлом месяце». Комендант встал готовый выполнить эту почетную миссию сам. Возможно, он хотел найти секрет, как подружиться с самим фюрером!
Ланни вышел и увидел, что находилось внутри этих бетонных стен с колючей проволокой под сильным напряжением. Офицер объяснил определённый режим лагеря и провёл своего посетителя к углу, где были расположены казармы, отгороженные от остальной территории проволочными заграждениями. Это были мрачные, некрашеные и наполовину сгнившие здания, которые были возведены из непрочных материалов в военное время, и забытые с тех пор. В стенах были многочисленные трещины, в некоторых окнах отсутствовали стекла. Стояло тринадцать одноэтажных зданий, каждое с пятью смежными комнатами, а в каждой комнате было пятьдесят или более спальных мест, расположенных в три яруса, как полки. Полы были из бетона, а соломенные мешки использовались, как матрасы. В каждой комнате был один умывальник.
Многие из заключенных работали на дорогах под усиленной охраной за пределами лагеря. Другие были в мастерских, на строительстве новых казарм или в офисах. Старые и больные пользовались преимуществом солнечного света, только этот дар природы был по-прежнему доступен для них. Они сидели, прислонившись к стенам зданий, или медленно прогуливались. Очевидно, им было запрещено говорить. Во всяком случае, они этого не делали. Они тупо смотрели на Ланни, и ему было стыдно встретить их взгляд. К счастью, он не имел знакомых среди красных и розовых Баварии, так что он не получил душевные раны.