Зубы Дракона

Ланни был рад, что рядом был этот старый друг, человек, с которым он мог говорить откровенно. Размышляя над проблемой Фредди Робина днём и ночью, Ланни было решился ехать в Берлин. Просить новой встречи с генералом Герингом и выложить свои карты на стол, сказав: «Exzellenz, я узнал, что брат моего зятя находится в Дахау, и я бы очень хотел вывезти его из Германии. У меня есть около двухсот тысяч марок в берлинском банке, которые я получил от продажи картин моего отчима, и равная сумма в банке Нью-Йорка, которую я заработал в качестве комиссии по работам старых мастеров, приобретенных в вашей стране. Я был бы рад вручить эти суммы вам для использования в пропаганде, в обмен на свободу моего друга».

Рик сказал: «Но ты не можешь сделать такую вещь, Ланни, это было бы чудовищно!»

— Ты думаешь, что он не возьмёт деньги?

— Я не сомневаюсь, что он возьмёт их. Но ты бы стал пособником нацизма.

— Я не думаю, что он захочет использовать деньги на это. Я просто говорю так, чтобы это звучало солидно. Он упрячет Нью-Йоркские деньги заграницей и истратит немецкие на свою последнюю подругу.

— Ты так говоришь, чтобы это звучало респектабельно для себя, — возразил Рик. — Ты не знаешь, на что он потратит деньги, и не можешь игнорировать факт, что укрепляешь нацистскую пропаганду. Это также нелепо, как твоя идея предоставления информации Герингу об английских и французских общественных деятелей.

— Я бы не дал ему никакой реальной информации, Рик. Я бы только рассказал ему то, что известно нашему брату.

— Геринг не дурак, и ты его дураком не сделаешь. Либо ты дашь ему то, что он хочет, или ты не получишь то, что хочешь ты. Он совершенно ясно дал вам понять это, и вот почему Фредди все еще находится в Дахау, если он там.

— Ты думаешь, что я должен оставить его там?

— Да, если не сможешь разработать какой-то план побега из тюрьмы.

— Но я буду должен заплатить кому-то, Рик, даже если это будет только тюремщик.

— Не будет никакого вреда в оплате тюремщика, потому что сумма будет небольшой, но ты бы подорвал нацистскую дисциплину. Любой убежавший заключенный помогает это сделать.

— Ты думаешь, что я сделал что-то не так, когда помог вызволить Йоханнеса?

— Я не думаю, что в этом есть большая разница, потому что Йо-ханнес всё равно бы сдался. Он такой человек, который думает о себе, а не о деле.

— Ты бы на его месте сделал бы всё те так?

— Трудно сказать, потому что я никогда не подвергался пыткам, и я не могу быть уверен, чтобы, я их выдержал. Но достаточно ясно то, что я должен был сделать: повеситься в камере или вскрыть себе вены, но не дать Герингу иностранной валюты для работы его шпионов и головорезов.

IV

Рик говорил в том же ключе с Мамой и Рахель. Он был единственным, кто имел мужество, чтобы сделать это. Он говорил мягко, жалея их слезы, но он сказал им, что знает только один способ помочь Фредди, это написать антигитлеровской пьесу. Он предложил им спросить себя, что Фредди хотел бы, чтобы они сделали. Его ответ не вызывал никаких сомнений. Фредди, убеждённый социалист, скорее умрет, чем окажет помощь врагам своего дела. Рахель понимала это, и так и сказала. Мама также понимала это, но не могла заставить себя сказать это.

«Считайте, что это так», — упорствовал Рик. — «Предположим, что Геринг захочет, чтобы Фредди предал своих товарищей. Вполне возможно, что так может случиться. А он заплатит такую цену за свою свободу?»

«Конечно, нет», — согласилась молодая жена.

— Ну, а деньги, это то же самое. Нацистам нужна иностранная валюта, чтобы купить оружие и средства производства вооружения. Чтобы платить своим агентам и вести свою пропаганду в зарубежных странах. Всё это добавляет больше власти нацизму, и еще больше страданиям для евреев и социалистов. Эти гитлеровцы не вечны. Они не смогут долго существовать, потому что у них хищническая система. Она процветает на насилии, и без насилия она погибнет. Она должна иметь все больше и больше жертв. И если она получила деньги от вас, то использует эти деньги, чтобы получить больше денег от следующей партии. Поэтому, все ресурсы, какие у нас есть или могут появиться, должны идти на борьбу против них, чтобы заставить других людей понять, что такое Нацизм, и что он представляет угрозу для всего, на чём вы, я и Фредди стоим и что поддерживаем.

Рик говорил с большим красноречием, чем он обычно позволял себе. Причина в том, что это была сцена из его пьесы. Он писал о людях, сталкивающихся с таким вот жестоким решением. Он не говорил: «Давайте все наши деньги и наши труды направим на постановку антинацистской пьесы, а вырученные средства используем для запуска газеты, чтобы противостоять нацистам». Но это было то, что он имел в виду. И Рахель знала, что если бы ее муж мог говорить с ней, то сказал бы: «Рик прав».