Зубы дракона

Может, показалось. Может, послышалось. Только Майя вздрогнула и еще крепче прижалась к любимому.

Глава ХХШ ЧАС РАСПЛАТЫ

Как оглушенный громом стоял Чарли Бертон у входа в "пуджа бари". Перед глазами плыли радужные круги, руки невольно сжимались в кулаки, а в груди то замирало, то бешено билось сердце.

Он мог ожидать чего угодно, но только не этого. Ну, увлеклась Майя Лаптевым; ну, влюбилась в него. Русский был, да и уехал, а Чарли останется. Рано или поздно Майя стала бы его женой.

И вот теперь все пошло прахом. Рушилось все, ради чего Чарли рисковал своей жизнью: Сатнапал бездумно раздал кристаллы, а вместе с ними и тайну препарата; его дочь вышла замуж за другого. Что же осталось самому Бертону? Жалкая роль подручного Сатиапала? Объедки чужой славы?.. Это был полный крах надежд и мечтаний. Не будь Хинчинбрука, Бертон убил бы в эту минуту Андрея Лаптева и поставил точку в конце собственной биографии.

Мысль о том, что рыжая бестия будет жить и дышать, злорадствовать и пакостить, показалась Бертону невыносимой. Нет, первым должен погибнуть Майкл Хинчинбрук, и этого уже не долго ждать!

Чарли посмотрел на часы - четверть восьмого. Ровно в девять надо встретить Майкла за пределами имения и провести сюда, через заранее приготовленную лазейку. Праздник будет в разгаре, никто ничего не заметит.

Уже улеглось во дворце возбуждение, вызванное неожиданным событием. И у рани Марии уже высохли слезы на глазах, Сатиапал меньше хмурился. А Лаптев и Майя то улыбались беспричинно, то умолкали, глядя друг на друга.

Никто не обращал на Бертона внимания. Возможно, в другое время Чарли с интересом поглядел бы на танцоров в причудливых масках, прислушался бы к экзотическим мелодиям старинных песен, посмеялся над забавным кривляньем царя обезьян Ханумана - персонажа древнеиндийской эпической поэмы "Рамаяна". А сейчас в нем кипела злоба против всего и всех, он поглядывал на часы, проклиная их медленный ход.

В аллее погас свет. Начиналось представление любимого в Бенгалин театра теней. В нем играют настоящие актеры, но зритель видит на белом экране только их силуэты.

Удобная минута!.. Чарли отодвинулся в сторону, в тень, потом дальше, в кусты, и уже оттуда стал пробираться ко дворцу. Он шел легким острожным шагом, часто оглядывался, и все же не замечал, что следом за ним, с такой же осторожностью, движется еще кто-то.

В кустах у крыльца Бертон остановился. Встреча с Хинчинбруком - не свидание с любимой. Надо приготовиться ко всему,может быть, даже к наихудшему.

Чарли проверил пистолет и запасную обойму, вынул изза пазухи туго скрученный сверток - рукопись профессора Сатиапала - и после короткого раздумья положил его на землю, прикрыв листьями. Теперь можно вступать в единоборство с Хинчинбруком.

Бертон прислушался: как будто где-то звонит звонок… Да, да! В гостиной трезвонит телефон. Видимо, телефонист уже отчаялся вызвать абонента, так как сигналит по-всякому - и коротко, и длинно, и непрерывно на протяжении минут.

- Черт возьми! - шепотом выругался Бертон. Надо уходить прочь отсюда - вдруг кто-нибудь услышит звонок и примчится.

Действительно: прошлепали чьи-то босые ноги, а вслед за тем из гостиной послышался голос служанки:

- Что?.. Кого?.. Русского сагиба?.. Сейчас!

Бертон насторожился: что-то произошло. Что именно? К телефону прибежал Лаптев. По его ответам нельзя было догадаться, о чем идет речь, но свои "да… да" и "хорошо" он произносил все серьезнее и тревожнее. Окончив разговор, русский вышел на веранду и остановился, потирая рукой лоб.

- Что случилось, мой дорогой? - к нему подошла и нежно прижалась Майя.

- Несчастье, Майя… в Навабгандже вспыхнула эпизоотия неизвестной болезни. Дохнут животные. Нам надо немедленно ехать; собирайся, дорогая.

- Но ведь это животные, Андрей… Не люди… И ты не зоотехник и не ветеринар.

- Ах, Майя, ты даже не представляешь, что будет! Дохнет скот, который… кормили "пищей богов"!

Ахнула и умолкла Майя. Наступила тишина. "Хинчинбрук! Снова Хинчинбрук!" - чуть не крикнул Бертон. Он злорадствовал, что замыслы Сатиапала потерпели крушение,- можно ли желать большего! - и одновременно чувствовал еще более острую ненависть к своему бывшему шефу.

- Не говори ничего отцу. Его появление в Навабгандже сейчас нежелательно.

- Хорошо, дорогой. Ты скажешь ему сам, что надо. Я пойду собирать вещи. Мы сюда больше не вернемся?

- Нет.

Поцелуй. Страстный стон, - от которого у Бертона искривилось злобой лицо, - и шаги: мужские в направлении "пуджа бари", а женские - во дворец.

Чарли провожал взглядом стройный силуэт и сам чуть не стонал от отчаяния и злости.

Вот она проходит по комнатам,- одно за другим вспыхивают окна, это Майя включает свет. Сейчас засияет стеклянная дверь зала с балконом, потом соседняя с ней, левееЕще несколько комнат, и Майя войдет в свою спальню, начнет торопливо швырять в чемоданы все, что попадется под руку,- ей сейчас ничего не надо, ничего не жаль. Х-ха, ее будеть греть любовь!