"Йоханнес», — сказал Ланни, говоря на немецком, как его просили, — «Ирма и я приехали, как только услышали о вашей беде. Все члены вашей семьи находятся в добром здравии».
«Gott set Dank!» — пробормотал пленник. Он держался за стул, на котором сидел, и когда произнес эти слова, снова сжал губы. Впервые в своей жизни Йоханнес Робин выглядел стариком. Ему было шестьдесят, но никогда ему не давали так много.
— Ситуация серьезная, Йоханнес, но её можно решить за деньги, и вам и вашей семье будет разрешено выехать во Францию с нами.
«Я ничего не имею против денег», — быстро сказал еврей. Он впился глазами в лицо Ланни и не убирал своего взгляда. Он, казалось, молил: «Могу ли я поверить в то, что вы говорите». Ланни кивал, как бы говоря: «Да, это реально, это не сон».
— Против вас выдвинуто обвинение, что вы пытались вывезти деньги из страны на яхте.
"Aber, Ланни!» — воскликнул пленник, подавшись вперед на своем стуле. — «У меня было разрешение на каждую марку, которая была у меня с собой!»
— Куда вы положили разрешение?
— Оно было в моем кармане, когда меня арестовали.
— Вы уверены?
— Совершенно уверен. Я был бы сумасшедшим, если бы попытался вывести деньги из Германии без него.
Ланни был этим не слишком удивлен.
— Мы должны предположить, что некий злоумышленник уничтожил бумаги, Йоханнес.
— Да, но должна быть запись о разрешении в офисе Органа контроля обмена валюты.
— Мне стало известно из самого достоверного источника, что такой записи не существует. Я боюсь, что мы должны будем предположить, что была сделана какая-то ошибка, и что у вас действительно не было разрешения.
Глаза Йоханнеса метнулись на долю секунды в сторону офицера СС. Затем он сказал, так смиренно, как любой кредитор в средневековом подземелье: «Да, Ланни, конечно, это должно быть так».
— Это является очень серьезным преступлением, за что последует наказание, которое, я боюсь, будет больше, чем сможет выдержать ваше здоровье. Единственной альтернативой для вас расстаться с вашими деньгами. Все.
Ланни был подготовлен к выражению тоски, как в сцене с Шей-локом. «Закон! Мои дукаты! Дочка! Правосудье!» Но Йоханнес откинулся на спинку стула и продолжил унылым тоном. — «Я ожидал это, Ланни. Все в порядке».
Выражение лица и тон человека сказали даже больше, чем его слова. Ланни знал, как он любил деньги, как тяжело их зарабатывал, какие он строил планы для их использования. И вот он прощался с ними, так небрежно, как если бы он был любимцем фортуны, чьими интересами были только танцы, игра на фортепиано и дискуссии с социалистами об экспроприации экспроприаторов!
Что произошло с ним, чтобы произвести такие изменения? Его обработали резиновым шлангом, который не оставляет шрамов?
Или он видел, как избивали его соплеменников? Или он лежал без сна всю ночь, слушая крики мужчин с камфарой, введенной в их мочевой канал? Что-то в этом роде должно было произойти.
Посетитель должен был разъяснить своему другу всё, без утайки. Он должен был быть безжалостным, как сам министр-президент Геринг. Он сказал: «Это означает, что вы лишитесь всего, что у вас есть, Йоханнес, и здесь, и за рубежом».
— Я понимаю.
— У них был свой человек в вашем офисе, и у них есть все записи.
— Я узнал об этом.
— Я внимательно изучил ситуацию, и я боюсь, вам придется сдаться.
— Если они действительно отпустят меня и мою семью, они могут взять все.
— У меня есть слово министр-президента Геринга, и я считаю, что он знает, что говорит. Он ясно объяснил, что не имеет никакого интереса ни в вас, ни в вашей семье и будет рад избавиться от вас.
— Я уверен, что министр-президент Геринг является человеком чести, и я верю его обещанию.
— Он хочет использовать ваши деньги для построения национал-социализма. С его точки зрения, что, конечно, достойная цель.
— Для меня в этом месте деньги будут бесполезны.
— Точно, Йоханнес. Мы сможем уехать за границу, и вы и Робби сможете снова начать бизнес, Ирма поддержит вас.
— Спасибо, Ланни. Я выдержу, я уверен.
— Я вынужден был согласиться, и вы должны согласиться, чтобы не говорить ни слова об этом никому. Просто выйти и забыть.
— Бог знает, что я не хочу об этом говорить, Ланни. Что это мне даст?
— Ладно, тогда. Вам принесут бумаги на подпись.
— Я подпишу их.
— Некоторые документы должны пойти в Нью-Йорк, вы знаете. Это должно занять неделю или две. Ирма и я будем ждать здесь, чтобы взять и вас, и других с собой.
— Я никогда не смогу выразить свою благодарность, Ланни.
— Не стоит. Все, что мы хотим, это быть с вами и вашей семьей на Ривьере. Мы сможем там хорошо провести время без особых трат. С вами хорошо обращаются?
— Я не имею никаких жалоб.
— Есть ли у вас какие пожелания, чтобы я мог вам это послать, предполагая, что смогу получить разрешение?
— У меня есть все, что нужно, всё, за исключением, возможно, красных чернил.
Йоханнес сказал это, не моргнув глазом. А Ланни ответил, не меняя тона или выражения лица: «Я погляжу, можно ли их достать».