В Германии остались еще богатые люди. Владельцы сталелитейных предприятий Рура, электростанций, заводов, которые могли производить военную продукцию, все они находились на вершине Фатерланда. После уничтожения профсоюзов они могли платить низкую заработную плату, не опасаясь забастовок, и, таким образом, рассчитывать на постоянно растущую прибыль. Они искали места для надёжных инвестиций, десять лет назад они узнали, что одним вложением капитала, спасающим от инфляции, являются алмазы, а другим — картины старых мастеров. Как правило, финансовые воротилы не обладали культурным багажом, но они умели читать. И когда они увидели во многих газетах, что выдвигается на передний план новая школа изобразительного искусства, они решили, что надо иметь, по крайней мере, один образец этого стиля в своих коллекциях. Пожилые и удалившиеся от дел люди приходили на выставку сами. Люди средних лет и занятые присылали своих жен или дочерей. Двадцать или тридцать тысяч марок за ландшафт их не шокировали, напротив, давали возможность похвастаться Дэтазом. Это давало доход Ланни, его матери и сестре за вычетом десяти процентов комиссии Золтану. Комиссия Золтану в двадцать раз превышала то, что они заплатили эффективному герру приват-доценту. И Золтан предложил заплатить ещё такому способному промоутеру и продолжить пускать пыль в глаза еще неделю. Даже Ирма была впечатлена и стала смотреть на знакомые картины новыми глазами. Она задумалась, а может быть лучше оставить их себе во дворец с современной сантехникой, который она собиралась когда-нибудь заиметь в Англии или во Франции. А мужу она заметила: «Ты видишь, как все хорошо идет, когда ты остепенился и перестал говорить, как красный!»
Выставка Дэтаза совпала по времени с одним из самых странных спектаклей, когда-либо поставленных на сцене и открытых для публики. Нацисты возложили вину на коммунистов за попытку сжечь рейхстаг, в то время как враги нацизма заявляли, что пожар был устроен гитлеровцами, чтобы позволить им захватить власть. Спор был усилен публикацией в Лондоне Коричневой книги о гитлеровском терроре, в которой утверждалось, что нацистский начальник полиции города Бреслау, один из самых отъявленных нацистских террористов, привел группу коричневорубашечников через туннель от резиденции Геринга в здание Рейхстага. Там они разложили горючие материалы по всему зданию, в то время как другая группа втащила в здание через окно полоумного голландского бродягу и заставила его поджигать домашней газовой горелкой. В это мог поверить весь мир, и нацисты не смогли спустить дело на тормозах. Шесть или семь месяцев они готовили доказательства, а в сентябре они начали большой открытый судебный процесс. Они обвиняли голландца в преступлении и трёх болгарских коммунистов и одного немца в пособничестве. Так началась трёхмесячная пропагандистская битва не только в Германии, но и везде, где читали новости и обсуждали злободневные вопросы. Были взяты десять тысяч страниц показаний, и сделаны семь тысяч записей из показаний для радиовещания.
Судебным органом стал Четвертый Уголовный Сенат Верховного суда Германии в Лейпциге. Как ни странно, это был тот же самый суд, перед которым три года назад Адольф Гитлер провозгласил, что «полетят головы». Теперь он собирался выполнить свою угрозу. К своему сожалению, он забыл «скоординировать» всех пятерых членов суда. А может быть, не отважился из-за мировой общественности. Здесь были в какой-то мере соблюдены процессуальные нормы, и в результате фиаско. Нацисты извлекли урок, и больше никогда не будет у подозреваемых в политических преступлениях шанса появиться на открытых судебных процессах и подвергать перекрёстному допросу обвинителей.
В октябре и ноябре суд был перенесён в Берлин, и стал бесплатным шоу для лиц, имевших свободное время. Особенно для тех, кто в тайниках своего сердца был рад видеть нацистов униженными. Пять обвиняемых держали в цепях в течение семи месяцев, и они носили цепи в зале суда во время всего процесса. Несчастным выглядел голландец ван дер Люббе, полуслепой, а также слабоумный. Изо рта и носа у него текла слюна и слизь, он хихикал и гримасничал, давал расплывчатые ответы, сидел в ступоре, когда его оставляли в покое. Болгарин Димитров превратил суд в спектакль с острой интригой, где «переиграл всех актёров». Ученый, а также человек, умеющий вести себя при различных обстоятельствах, остроумный, внимательный и с мужеством льва, он превратил суд в анти-нацистскую пропаганду. Не обращая внимания на своих преследователей, надсмехаясь над ними, он приводил их в безумную ярость.
Три раза они удаляли его из зала, но были вынуждены возвращать его назад, и снова был сарказм, сопротивление и выражение революционных взглядов.