Зубы дракона

Сатиапал тайком вздохнул, поднял голову и с показной озабоченностью сказал:

- Чарли, не согласитесь ли вы сопровождать Майю в небольшое путешествие?.. Я давно собирался послать ее с поручением к господину Лаптеву. Да и она, думаю, хотела бы посмотреть, как работает экспедиция. Для нее полезно... Но вас я не отпущу, нет. Вы только довезете ее до Навабганджа.

Сатиапал внимательно смотрел на Чарли, ища в его лице отражения чувств, которые бы его предали. Бертон с большой радостью откликнулся:

- Отчего же? С большой охотой... Вот только... только...он замялся.- Мне лучше не показываться среди людей. Ведь мою голову оценили во сколько-то там рупий...

Майкл Хинчинбрук мог гордиться своим учеником: тот хорошо усвоил, что шпион никогда не должен забывать о своей роли. И рад бы, мол, но...

Но Сатиапал тоже играл свою роль. Он не забывал, что Чарли не может выехать за пределы имения. Вот и хорошо! Майя поедет сама, встретится с Лаптевым, и...

Даже себе Сатиапал не признавался, что хотел бы видеть свою дочь женой Лаптева. Такой вариант лучше любого другого помог бы разрешить сложную дилемму, да и Майе, очевидно, жилось бы неплохо.

- Ах, я и забыл... Правда, правда!.. Я пошлю Джоши.

- Да нет, почему же,- поспешно сказал Бертон.- Я охотно проеду несколько километров и вернусь. Может быть, подстрелю какую-нибудь дичь... Не возражаете?

- Конечно, нет,- добродушно ответил Сатиапал. Радуясь, что все сложилось хорошо, он немедленно пошел к Майе и приказал собираться.

- Куда? - спросила она удивленно.

- К Лаптеву. Будешь практиковаться у него. Езжай, моя дорогая, езжай. У русских тоже можно поучиться хорошему.

- А мама?

Сатиапал подошел к дочери, положил ее голову к себе на плечо и сказал:

- Майя, тебе самой давно пора стать, мамой... Может быть, я помешал этому. Мне все казалось, что ты крошка, ребенок, не способный постоять за себя. А ты росла и выросла. Птенец должен выпорхнуть из-под родительского крыла рано или поздно... Если ты встретишь человека, с которым сможешь свить собственное гнездышко, и если он будет настоящий, хороший человек - решай свою судьбу сама... Хорошо, если он будет индиец. Пусть даже европеец. Лишь бы не англичанин. Да в конце концов...

Сатиапал не докончил, махнул рукой и вышел. Майя смотрела ему вслед широко раскрытыми глазами, стараясь понять, что произошло.

Впервые в жизни отец завел с нею такой разговор. Неужели она стала такой старой, что отец потерял надежду видеть ее замужем и готов сбыть собственную дочь первому попавшемуся мужчине?!.. "Пусть даже европеец..." Кого он имел в виду?.. Неужели Лаптева?

От этой мысли сладко оборвалось и упало в бездонную пропасть сердце.

- Нет, нет! - шептала она лихорадочно.- Отец сказал это потому, что я уже стара... Стара...

Майя подбежала к зеркалу, сбросила с плеч скромное черное сари и, почти обнаженная, придирчивым взглядом неумолимого ревизора оглядела свое изображение.

Грудь была высокой и упругой. Талия тонкая. Ноги казались выточенными из чудесного золотистого мрамора. Пышные волнистые волосы двумя тяжелыми потоками падали на округленные плечи, выгодно оттеняя нежную кожу лица и рук.

Другую такую женщину, другое такое тело. Майя назвала бы красивым. А так - что ж... Но неужели ее нужно кому-то навязывать, да еще платить, чтобы взяли?! Разве приданое, несколько тысяч рупий, которые достаются жениху, не плата за сомнительное счастье быть чьей-то "законной женой"?.. Если так, пусть ее возьмет Лаптев. Без выкупа. У них, в Советском Союзе, от вевесты приданого не требуют!

Наблюдающий за полунагой красавицей со стороны поразился бы удивительной перемене, происшедшей в ней за каких-нибудь несколько минут. Он оказался бы в роли Пигмалиона, который смотрел на превращение холодной, мертвой статуи в женщину, полную энергии и жизни.

Майя стояла, скрестив руки на груди. Ее тело невольно напряглось, приобрело грацию и красоту, присущие лишь влюбленным, чего нельзя вызвать по своей воле; черные бархатные глаза, обычно такие задумчивые, засияли тревожным и радостным блеском, губы невольно раскрылись, а грудь дышала глубоко и учащенно.

- Лаптев... Андрей...

Да, она согласна пойти к нему, даже не спрашивая себя, пришла ли настоящая любовь, или нет. Она поедет сейчас, бросит мать, которая едва поднялась на ноги после болезни. А может быть, так и нужно... Только хотелось, чтобы все случилось немного по-другому, как-то не так... Ну, приехал бы сюда Андрей, похитил ее темной ночью и увез на край света... Каждой женщине немножко хочется быть похищенной, хотя бы от самой себя. Это романтика, дань нежного и чуткого энергичному и сильному.

Майя бросилась к чемоданам, наспех собрала кое-какие вещи и побежала к матери.

Рани Мария плакала. Сатиапал уже предупредил ее об отъезде дочери.

Но каждая мать прежде всего печется о счастье своего ребенка. От рани Марии не укрылось возбуждение Майи, ее желание ехать. А дочери казалось, что она старательно спрятала свои чувства. Мать вспомнила себя в таком же состоянии и поняла все.

- Будь счастлива, доченька! Будь счастлива!

- До свидания, мамуся! Я приеду скоро-скоро!