Зубы Дракона

Стены поплыли в медленном хороводе.

Тебя все-таки настиг Дракон. Все-таки нанес удар. Неотразимый удар. Он вчера сказал, что теперь может вырваться в этот мир уже без твоей помощи. Он знал, что ты сегодня прочтешь эти бумаги. Дракон всегда это знал, он ждал, когда ты прочтешь и поверишь…

Сердце остановилось.

Шатов тяжело осел на колени, схватившись за грудь. Все замерзло там. Все превратилось в лед. Душа, мысли, чувства – все превратилось в лед.

Вита.

Он не имел права верить, но поверил. Он поверил. Вита. Вита…

Им действительно нет смысла врать. Если они надеются его уговорить, то понимают, что он вернется в город, домой и все увидит наяву. Ту же могилу жены. И если они хоть в чем-то соврали, то…

Они это должны понимать.

Прости, Вита. Не за то прости, что не уберег, а за то, что поверил в твою смерть. Поверил.

Шатов лег лицом вниз на пол.

Сейчас взять и умереть. Не убивать себя, не вешаться, а умереть. Тихо уснуть и проснуться уже возле Виты и не рожденного ребенка.

Почему он разучился плакать? Кто сказал, что мужчины не плачут? Почему вместо слез у него просто горят глаза, а из горла вырывается только протяжный, долгий стон. За что ему такое?

За что?

Шатов ударил кулаком об пол. Перекатился на спину и прижал руки к лицу. За что! За что? За что? Ударился головой об пол. Еще раз. Еще раз, сильнее, словно надеясь размозжить ее.

– Нет! – у Шатова наконец вырвался крик. – Нет!

И снова удар. Затылком об пол. Нет! Он не хочет!

– Я не хочу! – крикнул Шатов. – Не хочу!

– Милый, не нужно, пожалуйста, не нужно, – кто это причитает возле него?

Светлана… Что она здесь делает? Пришла подтвердить, что он вдовец? Что теперь она может с полным основанием тащить его к себе в постель?

– Что, вдовца не видела? – спросил Шатов. – Решила посмотреть? Или хочешь взглянуть как бьется в истерике убийца Драконов? Уйди!

– Пожалуйста, Женя, ну пожалуйста… Я тебя очень прошу… Не нужно…

– Что не нужно? Жить не нужно? Не нужно помнить свою жену? Чего не нужно? – Шатов оттолкнул Светлану и сел на полу. – что ты можешь понимать в этом? Не нужно!

– Успокойся… – простонала Светлана.

– А что? Вызовете санитаров? Боишься, что я снова сорвусь? Что съеду крышей? – Шатов понизил голос. – Я тебе скажу по секрету – я уже не смогу сойти с ума. У меня уже не получится. Не выйдет… Мне не с чего больше сходить… Как в старинном романсе – мне нечего больше любить и не с чего больше сходить. Ты с самого начала все знала?

– Да, – пробормотала Светлана.

– Да… И вы что, делали ставки на то, как я отреагирую на это? Вы спорили, ударюсь я в истерику или снова сделаю вид, что все нормально, что моя жена жива и вот-вот родит ребенка?

– Мы не спорили.

– Вы были твердо убеждены! В чем? В том, что я приду в себя? Что я вспомню, как хоронил ее? Так я не вспомнил. Я не могу этого вспомнить. Я помню, как она мне улыбалась, помню как бился ребенок у нее внутри… Я это помню. Я не помню, как в нашу машину стреляли…

Шатов осекся. Стреляли в машину. Он помнил, как стреляли в машину, помнил, только его мозг все перекрутил, вытолкнул это воспоминание из февраля в июнь. И убрал из этого воспоминания Виту.

Выстрелы. Выстрелы, и Шатов бежит. Через лес? По улице? Какая уже разница. Шатов бежит, а сзади доносятся выстрелы, сзади лежит смертельно раненная его жена, а он убегает, он бежит, шарахаясь из стороны в сторону, потом падает… Он решил, что в него выстрелили, а на самом деле он просто упал. Упал и потерял сознание от удара головой.

Плоть его жены рвали пули, а он ударился головой, когда пытался убежать.

Трус и подонок.

Он сорвался крышей не после смерти жены, он смертельно испугался там, в машине, и боялся вспомнить не о смерти Виты. Он боялся вспомнить о своем предательстве. Он боялся вспомнить об этом, поэтому врал себе и окружающим.

Она жива, ребята, она только вышла из дома за покупками. Пошла на работу. На рынок. К врачу. У нас же скоро будет ребенок. Вы не знали, что у нас будет ребенок?

– Женя…

– Лучше уйди, Света, – сквозь зубы процедил Шатов. – Уйди. Я могу сейчас…

– Не нужно, – как заведенная простонала Светлана.

– Я могу тебя сейчас ударить, – безжизненным голосом сказал Шатов.

– Ударь.

– Света, я тебя прошу… – голос дрожал, а перед глазами словно дрожал раскаленный воздух.

– Ну, ударь меня, – попросила Светлана, – тебе будет легче – ударь. Я потерплю.

Шатов оттолкнул ее и встал.

Дверь. Где тут дверь? Я хочу выйти. Почему все плывет перед глазами? И что-то горячее ползет по щеке?

Слеза? Он, все-таки, не разучился плакать… Не разучился…

Не нужно только его сейчас трогать… Дайте…

Светлана, не вставая с колен, схватила его руку и прижала ее к губам.

– Отойди, – приказал Шатов. – Все нормально. Я не буду делать глупости. Я только поговорю с вашими правителями…

– Не нужно…

– Что значит не нужно? Они сами попросили меня… Этот самый Звонарев таки и сказал, мол, поговори, Шатов, хоть с кем-нибудь из нас. Я и поговорю… – Шат ов медленно двинулся к двери.