Зубы дракона

— Ты действительно очаровательна! — и я с ужасом вспомнил, как должен выглядеть со стороны. Высохшие волосы наверняка торчат в стороны, как заросли малинника, на лице грязные потеки от воды, да еще руки, белые по локоть после того, как в воду слазил. Мыться! Немедленно мыться, пока не выгнали как замарашку! Чтобы прилично выглядеть, я был готов кинуться даже в холод водопада, но сперва решил-таки спросить хозяйку. — Тхеу, а где мне можно вымыться?

— Что?

— Ну, отмыться, очиститься?

— Ты хочешь танцевать?

— Нет, избавиться от всей этой грязи, — я широкими жестами показал, как соскабливаю с себя кожу.

— Я все поняла. Тебе нужно танцевать на Поющем Мосту… А, ты не знаешь Моста, — спохватилась она. — Ничего, мы пойдем вместе.

— Ладно. Пусть будет мост. — Спорить с красивыми женщинами глупо. Особенно не зная местных условий. Может у них баня так называется!

— Иго р-р-р, — тихонько шепнула она, — я буду звать тебя Лунным Охотником, а то кто-нибудь может услышать настоящее имя.

— Хорошо. — Уж это-то мне абсолютно все равно. Лишь бы мое имя звучало в ее устах как можно чаще.

* * *

Тхеу повела меня к водопаду, потом вокруг гигантского Колодца — пока не показалось узкое ущелье, по которому устремлялась на волю вода. Над водою рваными клочьями бешено уносилась прочь пена, радужным потоком неслась мелкая водяная пыль.

«Это же элементарно! — сообразил я — воздух остывает у воды, тяжелеет, и низом, по речному каньону, устремляется прочь. А из Долины Драконов, которую Тхеу один раз назвала пустыней, горячий воздух стремится сюда. Естественная аэродинамическая труба с постоянной тягой. Наверняка именно поэтому любой шаг во входном ущелье хорошо слышен во всем поселке… Только где здесь мыться?»

И тут показался мост. Он парил в воздухе метрах в пятидесяти от входа, изящный, как крыло авиалайнера, одним концом упираясь в глухую стену по ту сторону ущелья, а другим легко касаясь этого берега. И он пел. Он пел низко, как контрабас, чисто, как скрипка, и с легкой душевной грустью.

Мелодия плавно колебалась, в зависимости от количества пролетающей снизу пены, но не смолкала ни на секунду, бросая вызов вечности, создавшей из камня это чудо.

— Возьми, — протянула Тхеу сложенный вчетверо зеленый влажный листок. — Только не глотай. Его нужно жевать.

От листка во рту сразу стало вязать, слегка «поплыло» в голове, а мелодия Моста вкрадчиво забиралась в мысли, в движения, в кровь. Язык немел, слюна высохла, только челюсти неторопливо двигались в такт музыки.

Ласково и тепло дохнул ветер, подхватил Тхеу, вынес ее на Поющий Мост и плавно закружил в танце. Зашевелились, потянулись вслед за улетающей на свободу пеной иссиня-черные волосы. Она танцевала, запрокинув голову, вскинув к небу руки, плавно изгибаясь, и ветер жадно, похотливо обнимал ее тело, обвивал тканью рапсодии, нежно касался груди, бедер, живота, спины, словно сходя с ума от страсти.

Она была прекрасна. Божественна и соблазнительна. Она была сказочно красива. Она была безнадежно красива. Никогда я не решусь подойти к столь восхитительному существу, обнять, поцеловать. Как не решился подойти к практикантке Свете в прошлом году, как не решился поцеловать Юркину сестру, как не решился заговорить с врачихой из зубной поликлиники. Невысокая такая, симпатичная. С длинными светлыми волосами. Она делала рентгеновский снимок зубов, а я все думал, как с ней заговорить. Так и не решился.

Между прочим, обручального кольца у нее на пальце не было.

* * *

— Проведите языком. Ничего не мешает?

Тяжелый, пухлый, язык еле шелохнулся, но лишнюю деталь ощутил:

— У переднего зуба какой-то кусочек…

— А, это пломба. — Рука опустила в рот железный крючок. Щелк! — Порядок.

— Что, уже все? — Я прищурился. Над марлевой повязкой смотрели на меня заботливые серые глаза.

— Нет. Еще один зуб надо вырвать. Как тебе наркоз?

О, господи! Так это наркоз! Я же просто лечу зубы под общим наркозом!

— Классно! Как в романе Клайва Баркера побывал!

— Еще хочешь?

— А как же? Мне еще принцессу надо спасти.

— Прекрасно. Ну, тогда поехали…

* * *

А Мост пел и пел, завораживая, околдовывая в кружении танца. Ноги сами шагнули вперед, закручивая тело по часовой стрелке, ветер подхватил мои волосы, рапсодию, руки, обнимал теплом, ласкал лицо, гладил миллионами мельчайших песчинок, насквозь пронизывающих ткань. И каждая песчинка уносила с собой крохотную частицу грязи с моего тела. Миллионы песчинок, миллионы частиц. Я просто ощущал свою чистоту, девственную открытость кожи. И еще чувствовал рядом невероятнейшую из женщин, ее красоту, ее движения, ее танец. Воплощение моих тайных желаний, порождение воображения. Ведь это всего лишь наркоз. Сон. Фикция. Здесь можно все. И я целовал ее губы, глаза, волосы, дышал ее смехом, обнимал ее тело, срывал бесконечно длинный пояс, пока наши рапсодии не разлетелись белыми крыльями, а потом мы любили друг друга на жарком оранжевом песке, рядом с Поющим Мостом, под грустный переливчатый романс вечности.