Зубы дракона. «Властелин мира»

— Все хорошо, папа! — Сатиапал сел на кровать и взял больного за руку. — Мы ждем только вас. Нам удалось выхлопотать визу на въезд в Индию.

— Нет, нет! — заволновался больной. — В Россию! Только в Россию! Дома лучше. Пусть там что-угодно!.. Но слушай: я уже туда не вернусь. Мне суждено умереть на чужбине, и мое самое большое желание — чтобы меня похоронили здесь не как пса, а как человека… Теперь слушайте вы, господин профессор!.. Идите сюда, ближе!.. Здесь нет нотариуса, нет духовника, я не успел составить завещание, да его и невозможно юридически оформить. Вы, господин профессор, как русский, как человек, которому я доверяю, будьте свидетелем… Все, что я имею, я завещаю моей стране, где я родился и которой обязан всем. Это очень дорогой подарок… — академик поспешно расстегнул рубашку и о силой дернул что-то из подмышки. Материя затрещала, и в руках больного оказался полотняный мешочек, похожий на сумки сельских школьников.

— Вскройте, господин профессор! — академик протянул мешочек Калинникову. — Здесь бумаги. Описание экспериментов. Формулы. Химические реакции. Но когда эти реакции будут осуществлены на мощных заводах, человечество избавится от самого страшного, что ему угрожает — голода!.. Сорок лет я работал над тем, чтобы научиться превращать в пищу такие продукты, которых не едят самые неприхотливые животные. Никто не знал об этих опытах, даже мой зять, господин Сатиапал. Я почти завершил исследования. Вот здесь, в ваших руках, мой научный труд. Он даст возможность каждому более или менее толковому биохимику разработать технологический процесс производства искусственного белка. К сожалению, мне не удалось создать такой вкусный белок, чтобы им могли питаться люди. Но животные едят его с удовольствием и откармливаются прекрасно… Вскройте, господин профессор, и посчитайте: здесь должно быть двести двенадцать страниц.

Калинников распорол шов мешочка и вытащил оттуда завернутую в прозрачную клеенку стопку сложенных вдвое листов папиросной бумаги.

Листая страницы, Калинников жадно схватывал глазами формулы, стремясь хотя бы по обрывкам фраз узнать, о чем идет речь. Но написанное было для него настоящей китайской грамотой. Он даже не мог сообразить, что к чему.

— Да, господин Федоровский, здесь двести двенадцать страниц.

— Прошу вас, передайте рукопись господину Сатиапалу. Исполнителем моей воли я назначаю своего зятя, приват-доцента Петербургского университета Ивана Андреевича Сатиапала. Ему поручается передать мое открытие законному правительству России не позже чем через три года. Все материальные выгоды, которые возникнут от реализации моего открытия, я завещаю моему зятю и моей дочери Марии Сатиапал. В случае, если прибыль превысит двадцать тысяч золотых рублей, я завещаю выплатить профессору Калинникову десять процентов от этой суммы. Bce!

Наступило молчание. Больной, потерявший остаток сил, лежал, опустив веки, и отрывисто дышал. Лишь после длительной паузы он прошептал:

— Иван, поклянись, что ты выполнишь мою последнюю волю!

Сатиапал, который все время молчал, хмуро уставившись в одну точку, поднял голову:

— Папа, а если в России победят большевики?

— Все равно… — тихо ответил старик. — Это — тоже люди. Я сын бывшего крепостного, родился и вырос в России. Я видел, как голодают люди. И я не могу лишить свою страну принадлежащего ей по праву. Поклянись, Иван, что ты отдашь мое открытие России!

— Клянусь! — глухо сказал Сатиапал.

— Теперь я спокоен. Оставьте меня, я усну.

Академик Федоровский прожил еще один день, а к вечеру седьмого мая его не стало.

Для Калинникова загробной жизни не существовало. Он твердо знал, что мертвому совершенно безразлично, где и как лежать. Но желание академика быть похороненным "по-человечески" стало для Михаила священным. Из уважения к старому ученому он решил, не взирая на опасность, вынести труп из карантина.

Дело чуть не окончилось трагически: охрана заметила его и Сатиапала и открыла стрельбу. Одна пуля угодила в мертвого академика, другая царапнула Калинникова по спине. Однако тьма дала возможность беглецам исчезнуть и благополучно добраться к домику на улице Бахрие.

На следующий день академика Федоровского похоронили.

А еще через два дня приват-доцент Сатиапал бежал из Стамбула, — бежал, не оставив даже записки, послав перед этим Михаила Калинникова договариваться с контрабандистами о переходе турецко-русской границы.

Глава XIV

КРИСТАЛЛ САМОЗАБВЕНИЯ

— Итак, наследник прибыл получить свою часть наследства? — профессор Сатиапал сморщил нос и показал рукой на кресло. Садитесь, господин профессор! Должен вас огорчить: открытие академика Федоровского не реализовано; я не получил двадцати тысяч рублей золотом, а вложил в исследования все, что имел.

Андрей Лаптев удивленно поглядывал то на Калинникова, то на Сатиапала. Если он и допускал мысль о возможности знакомства этих людей, то во всяком случае не на почве раздела какого-то сомнительного наследства.