Зубы дракона. «Властелин мира»

В руках у Андрея чемоданчик с хирургическими инструментами, на спине тяжелый аккумулятор и большая переносная лампа. Полны руки и у Майи: неизвестно, какие лекарства и принадлежности понадобятся. На всякий случай приходится нести с собой столько, сколько хватило бы для оборудования небольшой амбулатории.

Темная ночь. Вой шакалов. Таинственный шорох ветра в чаще. Легкое шуршание шагов по сухой траве…

Есть своеобразная, неповторимая прелесть в путешествии ночью рядом с любимым человеком. Может быть, хорошо, что старик мусульманин не разрешает проронить ни одного слова. Вот так идти молча, ощущая локоть хорошего, сильного, способного защитить в случае надобности, — разве не самое лучшее в мире?

Нет, Майя не волнуется, нисколько! Пусть аппендицит, пусть что-нибудь более сложное, — она справится и проведет операцию безупречно. Она прекрасно понимает, как будет волноваться за нее Андрей; да и профессор Калинников, этот суровый внешне, но в действительности милый и приятный человек, не уснет, пока не получит известие, что все в порядке… Она должна оправдать его доверие и оправдает!

И вот Майя осталась одна в хижине мусульманина. Старик разрешил Лаптеву установить аккумулятор и лампу, а потом попросил выйти. Девушка оглядывала почти пустую комнату помещение выразительно свидетельствовало о скромных достатках хозяев, — и прислушивалась к стонам, отрывистому шепоту, доносившимся из смежной комнаты.

— Баба, я хочу видеть больную! — громко сказала девушка, теряя терпение.

— Сейчас, мэм-сагиб, сейчас! — послышался голос старика, а следом глухой шлепок и приглушенный стон.

На пороге появился мусульманин. Он тянул за руку молодую девушку, даже девочку, с лицом, искаженным болью, и черными глазами, полными смертельной тоски.

— Иди, иди! — старик еще раз дернул жену за руку и подтолкнул сзади кулаком. — Мэм-сагиб тебе поможет!

— Раздевайся, кхоки, — участливо сказала Майя. Она ласкательно назвала молодую женщину, которая и в самом деле походила на ребенка, на маленькую девочку-"кхоки". Ох, не выполнялся закон, что девушка может выйти замуж не раньше четырнадцати лет! Ей и сейчас, наверное, еще нет двенадцати!

— Не бойся, кхоки, я тебе помогу!

Внимательный осмотр больной подтвердил, что у нее аппендицит.

— Нужно делать операцию, — негромко сказала Майя. — Баба, немедленно разожгите огонь и вскипятите ведро воды.

Старик вышел. Казалось, прошла целая вечность, пока он вернулся с кипятком.

Майя старательно вымыла руки, подготовила больную и выпроводила старика. Теперь она осталась наедине с больной, с глазу на глаз с болезнью, которую нужно одолеть любой ценой.

Больная уже не сопротивлялась и не стонала. Только мелкие капельки пота выступили у нее на крыльях носа да безвольно, в глухом стоне, приоткрылись запекшиеся, по-детски пухлые губы.

— Все будет хорошо, кхоки… — уговаривала ее Майя, готовя маску для наркоза. — Сейчас ты уснешь и не почувствуешь боли…

Но больная не верила, нет! Она готовилась к смерти и молчала, не сводя ненавидящего взгляда с той, кого считала своей губительницей. Ее взгляд навсегда врезался в душу Майи.

В нормальных условиях самую простейшую операцию проводят два, а то и три человека — хирург, ассистент, наркотизатор. А здесь Майе пришлось все делать самой.

Операция не очень сложная, но и не очень легкая. Конечно, не затягивай старик до вечера, больной было бы лучше: воспаленный аппендикс нужно удалять как можно скорее. Пока еще не поздно…

Майя слышала под окном шаги Андрея, его нервное покашливание. Дорогой, он так волнуется! А волноваться и нечего. Какое счастье, что у этой девочки аппендицит, а не перитонит, например!

Майя верила в счастливый исход операции и поэтому загадала: если все кончится благополучно, она станет женой Андрея. Девушка хотела этого, любовь придавала ей новые силы, решительность, уверенность. Почему-то вспомнился вечер, когда Андрей сумел покорить Самума и впервые предстал пред нею воплощением силы и энергии. Тогда она тоже загадывала… Но разве можно сравнивать эти два вечера? Тогда Майя была просто ребенком, невзирая на свои двадцать два года. Теперь она полюбила и узнала цену самопожертвованию во имя любви.

"Ты должна поправиться, кхоки!" — просила, убеждала, приказывала Майя, а ее пальцы привычно делали свое, удаляя поврежденное, зашивая разрезанное. На шов легла последняя скобка, и Майя вздохнула с облегчением.

— Заходите, баба! — позвала она старика. — Ваша жена почти здорова. Она скоро проснется. Я останусь возле нее, пока состояние не станет вполне удовлетворительным.

— Спасибо, мэм-сагиб, спасибо! — старик расчувствовался. — Не нужно, нет! Мэм-сагиб устала, она должна отдохнуть…

— Ничего, я отдохну завтра!

Разговаривали на английском языке, которым владеют некоторые индийцы. Но индиец так коверкал слова, что Майя решила перейти на родной язык.

— О, — удивился старик, — мэм-сагиб знает хинди? Да еще так хорошо, будто жила в Бенгалии много лет?

— Я и жила здесь, баба! — с улыбкой ответила Майя. — Мой отец — индиец. Я дочь раджи Сатиапала.