Зуёк Койзмэн и кок Асей

— Посеял чемоданчик-то! Где он? В океан уплыл. А тебе бы в самый раз теперь чаю с ромом. Видал я, что ты бутылку схоронил в баульчик.

Так и надо, Так и надо: Не ходи, Куда не надо!

Пей теперь пустой чай! А то: варенье, молоко, компот, сухари! Тоже! На-ко, поломай зубы о житную шаньгу! Ишь ты, весь в синяках! Тебя бы теперь водкой вытереть… Ну, пей чай. Да спи.

Койзмэн напоил чаем кока. Асей устало закрыл глаза. Зуёк снял с себя куртку, прикрыл Асея и закутал ноги его в мох. А сам сел у очага и долго пил чай, кружку за кружкой, подбрасывая в огонь топливо. В открытую дверь пырта видно было, как двигалось от левой руки к правой золотое пятно над горами, наливаясь алью. Близилась полночь. Порой Койзмэн дремал, уткнувши голову в колени. Тогда огонь на очаге угасал, угли покрывались пеплом, и комары, влетая в дверь, окно и дымоволок, со звоном облепляли лицо и руки зуйка: воспрянув, он подкладывал в очаг дрова: весело пылал красный огонь, пырт наполнялся дымом — от комарья одно спасенье. Повыгнав комарьё, Койзмэн поправлял спящего Асея, чтоб не дрог во сне. К утру, когда солнце, выглянув из-за горы веселым одуванчиком, разогнало комаров под кочки и листы, стало свежо. Земля по берегу покрылась густой и белой, словно иней осенью, росой. Над быстрою рекой свивался пеленой туман… Кричали кулики и утки. Протрубил журавль. Асей проснулся и, стуча зубами, одевался у погасшего огня. Зуёк Койзмэн спал, повалясь там, где сидел; рукой он прикрыл глаза от солнца. Асей развел огонь, поставил котелок и, заваривши чай, побудил Койзмэна. Тот проснулся не сразу, бранился, дрыгал ногами. Наконец встал, ополоснул лицо водой, выпил, не глядя на Асея, кружку чаю и сказал:

— Отдягнул сам, выдра морская, так завипки взяли, что человек уснул… Кури, что ли. Эх, ты, и свернуть не умешь!.. Ау, брат, где твой пип?[25] Тоже англичане! Гляди вот…

Зуёк Койзмэн свернул два крючка, насыпал в них махорки и дал одну цыгарку коку, сам закурив…

Потом Койзмэн осмотрел шитый вицей карбасок, подконопатив кой-где щели мхом с помощью ножа. В углу пырта Койзмэн отрыл под кучей мха два коротких весла и позвал Асея: «Ну, гондольер молодой, идем, спихнем гондолу-то!» Вдвоем с Асеем они столкнули лодку на воду, собрали пожитки и пустились по реке. Асей — на носу, Койзмэн — на корме. Асей умел грести веслом не хуже Койзмэна. Зуёк держал карбас наперерез, обходя плывущие то врозь, то сплоченно бревна мачтовой сосны где нибудь наверху шведы рубили лес. На том берегу лумболы, средь камгей, виднелся такой же закопченый пырт, кой-как срубленный, с пологой крышей, засыпанной землей… Около пырта вверх коргом тоже лежал шитый вицей карбасок. Лодка уткнулась в берег. Асей выскочил на камни и, подтянувши карбас, стал выплясывать на берегу, выкрикивая что-то в ту сторону, где, можно было предполагать, за горами на тралере Толстый Джонни, хватившись кока, и Бодряной — зуйка, бранят их последними словами…

Койзмэн сказал Асею:

— Хоть ты и ловко, а погодь плясать. Еще упакаешься!

Он знаком пригласил Асея к карбаску, лежавшему на берегу, и предложил стащить его к воде…

Кок Асей в недоумении. Зуёк Койзмэн показывает ему на ту сторону лумболы, где на берегу чуть виден покинутый ими пырт.

— Туда! Понял или нет? Туда!

Кок Асей решительно трясет головой: ни за что! Он изумлен: зачем Койзмэну понадобилось обратно? Зуёк напрасно просит его помощи, тащит за руку, толкает. Наконец ударил. Ах, так! Асей снимает куртку. И Койзмэн в отчаянии ударил оземь своей шапкой и засучил рукав. Поднес кулак к носу Асея и сказал:

— Ну! держись, выдра!..

Мальчишки принялись тузить друг друга. У Койзмэна распухла и рассечена губа. У кока из носу показалась кровь…

— Постой, — сказал Койзмэн, вдруг схватив кока за руку, — я тебе растолкую…

Он вспомнил первый разговор с Асеем на берегу фьорда. Берет палочку, ищет место, где меж камней слежался ровно намытый рекой песок и чертит на нем реку — на берегах два пырта, около каждого пырга по лодке; потом зачертил все и снова нарисовал реку — на каждом берегу по пырту и около одного две лодочки, а у другого, на противном берегу, ни одной. Около этого пырта Койзмэн изобразил человека с поднятыми вверх руками и широко раскрытым ртом.

— Понял? Он ругает. Кого? Тебя, окоём ты эдакой… Как ему перевезтись-то. Ежели каждый станет, как ты, и попадки не будет: сам переехал, а другим ладно?! О себе тольки и думать, семя крапивно! Чтоб тя икота немая взяла! Гондельер ты эдакой!

Кок Асей ударил себя по лбу ладонью и, пожав руку зуйку, кинулся сталкивать к воде опрокинутый на берегу карбасок. Столкнули. В углу пырта, под кучей мха, они нашли два весла. Привязали карбаски в хвост один другому; отвели карбасок на буксире на тот берег; один вытащили и опрокинули кортом вверх: спрятали в пырте подо мхом два весла, и на втором карбаске в третий раз переплыли лумболу. Когда пристали к берегу близ пырта и вытянули на берег и этот карбас, Койзмэн сказал Асею: