Зуёк Койзмэн и кок Асей

Выметан последний тюк яруса: всего четыре тысячи крючьев; положен последний якорь, и выкинут последний голоменный кубас — поплавок из пустых стеклянных шаров, заключенных в мешке из сети с флажком на шесте — махавкой. Шняка легла на ярус… Зуёк Кузьма, где работал, там и повалился, закатив глаза. Тяглец скинул тяглы, поднял со дна лодки анкерок с пресной водой, откупорил, налил в жестяную кружку воды и влил в раскрытый рот зуйку. Кузьма открыл глаза и пил жадно.

— Ну, ладно! — сказал угрюмо Бодряной. — спи до стряски, — накидывая на мальчишку одеяло и край паруса. Тяглец и весельщик заползли через люк в носовую заборницу, а корщик забрался в свою каютку на корме и, кряхтя, приладился на койке под самой декой, как в гробу…

Шторм

Тралеру № 213, приписанному к Гулльскому порту, не приходилось бояться шторма. Это тралер так называемого мурманского типа, специально приспособленный к работе в Ледовитом океане: с высоко поднятым баком и кормой он общей формой своего корпуса отдаленно напоминал кургузые каравеллы, на которых Колумб совершил первое плавание через Атлантический океан.

Толстый Джонни тем не менее был обеспокоен штормовым предостережением, принятым Джимми по радио. Насторожилась и вся команда, когда шкипер отдал приказания, которые показывали, что надо ожидать шторма. И Толстый Джонни и команда его знали, что за время войны корабль порядочно потрепался. Пять лет под ряд бессменно № 213 ходил в паре с другим таким же тралером от Нордкапа до Иоканги, сторожа северный морской путь из Темзы к Северной Двине. Капитального ремонта своему судну Толстый Джонни не сделал: только по снисхождению Ллойда к владельцам судов из-за трудных дел после войны подобным кораблям разрешалось плавание…

Команда Толстого Джонни ждала, что после штормового предупреждения шкипер прикажет свернуть трал и пойдет в Гулль. Но трюмы тралера были только до половины налиты свежей рыбой. Цены на рыбу стояли в Гулле высоко. Толстый Джонни был жаден. Команда и рыбаки по контракту должны были работать в каждый рейс десять дней, какова бы ни была погода.

Поэтому, не взирая на то, что норд-ост разыгрывался шквалами с дождем и снегом, Толстый Джонни повернул в виду берега снова курсом на полночь. Трал работал. Тралер № 213 стал в волнах похож на синего кита, когда он играет в бурную погоду. Поморская шкуна, идя с зарифленными парусами из Вардэ в Архангельск, видела, как тралер зарывается в крутой волне…

Джимми попрежнему носился по трапам полируя поручни рукой: гулльские моряки не теряют аппетита и в штормы. Однако, некоторые из команды теряли самообладание…

Сменяясь с вахты, весь облепленный мокрым снегом, машинист палубной лебедки сказал коку Джимми:

— Выпей, мальчик, стаканчик пунша — ты совсем зеленый. Это оттого, что ты нам давно не читал, Пелл-Мэйль…

Не успел Томми прибавить, как хотел:

— Ты сейчас упадешь.

Джимми покачнулся, все у него в глазах позеленело, и стакан и бутылка полетели бы из его рук на пол кают-компании, если б их не подхватил Томми. Он подхватил и Джимми, посадил его на скамью и влил ему в рот глоток спирта.

Джимми очнулся… Туман в глазах пропал… Томми весело подмигнул коку, выпил и сказал:

— Привыкай, старина… Так никаких новостей?

— Толстый Джонни завладел ключом!..

— Старая йоркширская свинья… Хорошо, — он хозяин корабля, но он не хозяин эфира — радио принадлежит всем… Мы это посмотрим, мальчик.

Тралить в такой шторм было невозможно; трал убрали; люки наглухо закрыты; но № 213 идет курсом на полночь. Толстый Джонни надеется, что шторм минует… Было похоже на бунт, когда в рубку шкипера явился зеленый от качки Джимми, а с ним в замасленной куртке Томми. Джимми сказал дрожащим голосом:

— Мистер Найт, позвольте ключ от радио.

— Что? — переспросил шкипер…

— Да, Джонни, — сказал Томми, — дай мальчику ключ. Пусть послушает, нет ли в мире чего новенького. Мальчик совсем позеленел от скуки…

Джон Найт — или что то же Толстый Джонни — сказал просто и кратко:

— Нет.

И вынув из ящика стола револьвер, положил его в карман куртки…

— Нет? — переспросил Томми.

— Нет.

— Пойдем, мальчик.

Джимми и Томми ушли.

После этого разговора через пять минут обнаружилось, что у правой машины перестал работать воздушный насос. Держаться в море в шторм при работе одного левого винта судно не могло. Ближайший норвежский порт Киркенес — более десяти часов ходу. Чиниться в море в такую бешеную качку нельзя. Поднявшись вверх, механик доложил все это Джонни сухо и спокойно.

Бухмарь

В море — «по тиши ветер, по ветру тишь».

Не успел зуёк Кузьма и «первый спень заспать», как проснулся от привычного толчка сапогом в бок. Он уж и спал согнувшись, чтобы удар сапога так не пришелся в причинное место. Скинув одеяло с головы, Кузьма продрал глаза, дивясь перемене. Дерево шняки вставлено на свое место, в бабку. Прапор на кончике мачты, сделанный из распластанного крыла морского попугая, трепещет перьями. Вода зажила: поет, покрылась пеной. «Закипела в море пена, будет ветру перемена». На встоке небо чернетью затянуло. И корщик забухмарился.