Мне было семь с половиной, может, чуть меньше, Каринке – вообще пять. Светило нашего ядерного детства уже выкатилось из-за горизонта, но никто пока этого не знал. Относительно спокойной жизни маме оставалось всего ничего, года полтора. Может, чуть меньше.
А Изольда летом приехала. И мы с ней снова дрались и обзывались почем зря. И я каждый божий день мечтала о том, чтобы она как можно скорее укатила в свой Тбилиси. Зато с ее отъездом принялась дико по ней скучать. Такой вот круговорот чувств.
Или вообще единство и борьба противоположностей.
Осла нашей соседки Анико звали Дионис. Был он своенравным, невообразимо упрямым и злопамятным существом. С некоторых пор вход его хозяйке в хлев был заказан – она имела неосторожность огреть упрямую животину метлой по хребту. Еле потом ноги унесла. Дионис лягался с меткостью снайпера, а не дотянувшись до жертвы копытом, норовил боднуть побольней ушастой башкой.
– Чтоб глаза твои лопнули, барабанная ты шкура! – ругала в тот день Диониса с веранды Анико. Спускаться во двор боялась – ждала, когда вернется с работы муж и запрет зловредную скотину в хлеве.
– Ия?! – Огрызался из-под лестницы Дионис. – И-яяя!!!!
– Захрмар!
С того дня Анико в хлев не заходила. Даже корову вынуждена была доить за порогом, потому что Дионис, завидев ее, замирал в проеме двери и не двигался, пока она, обозвав его болваном, не уносила молоко домой. Анико хоть и сердилась, но вину свою признавала, потому терпела выходки Диониса. Время придет – простит. Главное, над душой не стоять.
К дворовой живности Дионис относился с царским высокомерием. Кур в упор не замечал, крик петухов демонстративно игнорировал, пестрых цесарок, бестолково суетящихся под ногами, брезгливо отгонял мордой. И только с алабаем Делоном установил паритетные отношения – лай не перебивал, личное пространство не нарушал.
К людям относился как получится. Если шлея под хвост попала – мог недовольно фырчать вслед, если нет – источал холодное безразличие. Детей не любил, и только к нам, шести-семилетней мелюзге, оставался благосклонен. Может, потому, что мы его морковкой угощали, или же потому, что услужливо меркли в тени его пышного эго.
Тем летом Изольда приехала не одна, а с черепахой Миленой. Размером черепаха была с чугунную сковороду, в которой прабабушка жарила молодую картошку – на топленом масле, до хрустящей корочки, с луком и зеленью. Цветом от сковороды Милена тоже особо не отличалась.
Черепахой она была достаточно резвой – за полчаса обходила комнату по периметру. Из еды предпочитала капустные листья, яблоки и водяной салат. Спала в картонной коробке, которую ей под жилье определила жена дяди.
Однажды нас попросили сходить к Анико – за закваской для мацуна. Пошли с Миленой, чтоб познакомить ее с богатой местной фауной. Впереди вышагивала я, следом – младшая сестра Каринка, шествие замыкала Изольда, неся под мышкой Милену. Черепаха, несмотря на неудобное положение, вид имела вполне довольный.
Дионис пасся вольным стилем на грядках петрушки.
– Анико увидит – будет ругаться! – сделала ему внушение я.
Дионис даже ухом не повел.
– Покажи ему, – велела я Изольде.
– Вайме, он ее не укусит? – попятилась та.
Каринка выдернула у нее из-под мышки Милену и сунула под нос Дионису:
– Видал?
Дионис перестал жевать хозяйскую петрушку.
Каринка тряхнула черепахой. Та вздрогнула лапками и широко разинула пасть.
– Ия? – аккуратно удивился Дионис.
– Смотри сюда. – Сестра опустила Милену на грядку. Та поползла, перебирая лапками.
У Диониса сделалось такое лицо, словно ему сотворили чудо. Превратили воду в вино или повернули реки вспять. Он какое-то время ошарашенно наблюдал за черепахой, потом всхлипнул и поплелся за ней. От грядки к грядке и до дождевой бочки, далее по двору, в сторону тутового дерева, затем к калитке. Возле калитки Милена устала и спряталась в панцирь. Дионис постоял над ней, вздрагивая ушами, несколько раз ткнул мордой в панцирь и внезапно, расстроившись, взревел.
Анико выскочила на веранду, на ходу перетирая в ступке чеснок. Хотела спуститься во двор, но, памятуя о мстительности осла, благоразумно передумала.
– Что это с ним? – с трудом перекричала противовоздушную сирену Диониса она.
– Может, ему кажется, что черепаха умерла? – крикнула я в ответ.
– Уберите ее отсюда, тогда он заткнется! – Анико пошла к нам, держа наготове ступку. Всполошенная воем Диониса птица квохтала-курлыкала, разлетаясь по двору, Делон гавкал басом и рвался к нам, гремя цепью и норовя опрокинуть конуру.
Забирать черепаху из-под носа Диониса было чревато, потому мы просто пялились на него, дивясь тому, сколько силы в его легких, – ревел он самозабвенно, на износ, видно вознамерившись никогда не замолкать. Анико боком протиснулась между нами и ослом, передала Изольде ступку.
– Я попробую его отвлечь, а вы уносите черепаху, – велела она.
Мы молча закивали.
– Дионис! – прокричала Анико.
Ноль внимания.
– Дио! Ай Дио!
– Ияяяяяяяяяяяяя!