Зульфагар. Меч халифа

— Ну, твое здоровье, Санёк!

Карандышев не успел выпить, как на веранде появился тот самый мрачный тип, который сделал ему замечание в переговорном пункте.

— Ты уже тут? — неприязненно, в упор спросил он у стажера. — И водку пьешь?..

Даже несмотря на то, что Александр прекрасно знал Володю, ему стало неуютно под суровым взглядом взрослого коллеги.

— Да я, это… Я ничего… — забормотал он, начиная подниматься. — Я сейчас…

— Сиди-сиди, — успокаивающе махнул ему рукой Казачок. И перевел взгляд на подошедшего: — Слышь, командир, не шуми, не надо. Ну пообедает парень со мной… На ваших-то харчах, военных, не шибко откормишься… А то давай, к нам подсаживайся!..

Он рассчитал точно: что-то нечленораздельно пробурчав, Володя демонстративно отвернулся и уселся за соседний столик. Тоже спиной к беседующим.

Теперь «засланный казачок», сам того не подозревая, оказался блокированным с двух сторон. Плюс стена за спиной. И Александр перед ним…

Между тем компания, в которой «гуляли» Полунин, Моисеев, Кузьмич, «тыловики» и «альфовцы», уже приняв «на грудь» по парочке «стопарей», вела себя все шумнее.

— Димкин, ну не выдрёпывайся, — сложив доброе лицо в широкую улыбку, напрочь утопив глаза в глубоких морщинах, уговаривал Кузьмич. — Прочитай последнюю «нетленку»!..

Полунин пожеманничал немного, ровно столько, сколько требовалось по заранее расписанному сценарию, потом начал. Поэма «За жизнь» (в смысле «О жизни») была длинной, как всегда острой, регулярно прерывалась раскатами хохота.

Дело в том, что приехавшим офицерам было предписано жить при своих подразделениях, где бытовые условия оставляли желать лучшего. Количество умывальников, отхожих мест и душевых в большинстве случаев не отвечало никаким уставным требованиям. Поэтому постепенно, декламировал Дмитрий,

…Кто пошустрей, обзавелся хатенкой,
Кто двух, кто трех, а кто даже с бабенкой —
Уж лучше на ночь глядя в дом добираться,
Чем в очереди у «очка» спросонья жаться.
Другие же
…На обед повадились кататься
По кабачкам, где можно обожраться,
А при желании — и в усмерть поднабраться,
И женщин снять, но если постараться.
…Но отступление про баб, это с тоски.
Уж лучше я опять про кабаки.
На выбор их, как и на вкус и цвет,
В товарищах у нас согласья нет.
Иным прикольно в «Джимаре»
Хинкали чавкать во дворе,
Потягивая пиво
И матерясь ворчливо.
(Хохот, звон рюмок, подначки: «А ведь точно… Здесь классно… Во дает, паразит!»…).
Иным не лень ударить по «Пенькам»,
Хоть ехать далеко, но зато там,
По ценам, по столичным меркам, неприличным,
Побаловаться шашлычком отличным…
(И снова хохот. «А ведь и в самом деле, в «Пеньках» шашлыки самые классные в городе… Только добираться неудобно…»).
А иногда, когда с деньжатами не бедно,
Можно зайти и ресторанчик «Ретро».
Однако, если забрести туда на дню,
С часок-другой прождешь свое меню…
(«Точно, был я там, самое паскудное место… И дорогое, зараза… Ну а Димка-то, Димка откуда все знает? Неужто везде успел побывать?..»).
Зато любимый мой кабак «Фламинго»,
Пора переиначить в «Обломинго».
Как ни приедешь скушать пару эскалопов,
Все места заняты гуртом моздокских остолопов…
(«Ну, про остолопов — это ты напрасно; здесь есть отличные ребята…»).

Чтение поэмы продолжалось. Все собравшиеся слушали Полунина шумно, смеясь, громко перебрасываясь шутками и репликами. Такую компанию и в самом деле невозможно было заподозрить в «подставе». Ну а то, что один из слушателей вел себя сдержаннее остальных, еще ни о чем не говорило, может, он просто человек более суров… Или хмель его берет не так сильно… Этим единственным был Серега Моисеев, сидевший ближе всех к объекту.