Церен понимал лишь то, что новому его имени девушка придавала какое-то таинственное, одной ей известное, значение. Родители считали все это не больше, чем детской забавой дочери. Но когда Нина повзрослела, заневестилась, а голос ее приобрел распевную нежность, и «Сирень» эта зазвучала в голосе дочери некоей музыкой, они добились, и то не сразу, лишь того, чтобы дочь не называла так работника при гостях. А Церен между тем превращался в статного широкоплечего молодца, развитого, ловкого во всяких работах. Нина не сводила с него глаз, назло отцу и матери, и придумывала какие-то новые имена или присваивала вычитанные из романов.
Как-нибудь изменить отношение дочери к кучеру родители не смогли. Сошлись на том, что девушке одной под родной крышей не жить, а выйдет замуж — забудет свои детские увлечения. Подумывали и о том, чтобы избавиться от кучера: выделить ему две-три коровы, коня и пусть себе с богом отправляется в свой хотон…
План было совсем созрел, но внезапно умер дед Наум, и все конюшенное хозяйство на какое-то время оказалось в ведении Церена. Кроме того, на Жидкова-старшего в дороге напал грабитель из дезертиров. Церен спас жизнь Николаю Павловичу. После того случая Жидков не мог решиться отказать в месте преданному слуге.
Сейчас, когда Церен попросил газету, которую отец не разрешил никому показывать, Нина заколебалась.
— Я знаю, что у Николая Павловича такая газета есть, — настаивал Церен. — Они с Борисом говорили о ней в пути.
— Ах, тебе нужна газета! — тараторила девушка, кокетничая. — По тебе здесь, может, кто-нибудь скучает. Это тебя не тревожит. Только появился — давай газету… Зачем тебе именно та газета?
— Я только взгляну, — умолял девушку Церен. — Может, там что-нибудь про доктора Вадима сказано.
— А почему там о нашем фельдшере должно быть написано? — с недоверием спросила Нина.
— Потому что эта газета — большевиков, а твой отец говорит: доктор Вадим — большевик!
— Мой папа, может, тоже большевик, а о нем ни одна газета еще не напечатала ни строчки.
Церен не знал, что ей сказать. Но Нина уже давно решила принести газету. Ей было приятно поболтать с Цереном.
— Ладно, постараюсь, но ты и про меня не забывай, — с обидой закончила девушка.
Газета «Правда», которая попадала в дом Жидкова, прочитывалась и Цереном. Не все слова в ней понимал паренек. О чем-то догадывался, но было и такое, что полагалось бы спросить у старшего. Только где этот старший? Если Жидков и впрямь большевик, как говорит Нина, почему же прячет под замок газету?
В калмыцких хотонах забирали подчистую трудоспособных мужчин на рытье окопов. Война продолжалась, и казалось, ей не будет конца. Жидков становился все мрачнее. Борис тоже ушел на фронт. Написал лишь два письма и как в воду канул. Церен старался выполнять свое дело, чтобы не разгневать хозяина. Два раза Жидков наведывался к Бергясу, и разговоры в кибитке старосты были уже не такие шумные и веселые, как прежде. Жидкову перестали привозить «Правду», или он прятал ее подальше, так, что Нина не могла отыскать.
С Араши Чапчаевым Церен встретился за эти годы только дважды. Один раз в Царицыне, мельком. Второй раз в ставке Малодербетовского улуса. Араши удивлялся тому, как вытянулся Церен, стал совсем взрослым. Рассказал о Нюдле, та все еще жила в пансионе. Церен кое-что знал о жизни сестренки из ее писем.
Церен надумал было даже забрать Нюдлю к себе на хутор. Узнав об этом, Араши рассердился и запретил отрывать девочку от учебы. Учитель пришел в восторг, когда узнал о пристрастии Церена к книгам.
— Говоришь, перечитал всю библиотеку Жидковых? — не переставал он удивляться. — Какие же книги ты прочитал?
Церен назвал Чехова, Толстого, Джека Лондона.
— И про Ваньку Жукова читал? — спросил Араши.
Церен тут же, как на уроке в школе, точно, даже с интонацией передал содержание чеховского рассказа. Учитель принялся благодарить Жидкова за его внимание к сироте, обещал навестить любознательного паренька на хуторе. Тогда же Церен узнал из разговора Жидкова с Чапчаевым о том, что царь свергнут. Жидков возмущался: «Как же без царя? Куда приведут Россию эти ниспровергатели?» И всю дорогу ехал нахохлившись.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Был конец августа, но жара стояла невыносимая. К обеду Церен пригнал выездных коней на пруд, что в балке Нугры. От Жидкова хутора до пруда — пять верст, но земля и здесь принадлежит арендатору Жидкову. Лошадей в жару купали в дальней заводи пруда. Здесь можно было и самому освежиться, но Церен был стыдлив, а сюда часто наведывались дочери Жидкова.
Церен решил угнать коней за лозняки, в такое место, куда никто не заглядывает. Раньше, до поселения здесь Жидкова, никакого пруда в балке Нугры не было. Жидков нанял людей и перегородил балку плотиной. С весны котловина заполнялась водой. Теперь здесь водилась рыба, по вечерам квакали лягушки; пошли в рост краснотал и камыш. Церен иногда уединялся в этих местах, чтобы отдохнуть после долгой дороги, смыть с себя пыль.