Зумана

— Прекрасной она может быть только для такого человека как вы, — процедил Шут, поднимаясь с пола и с вызовом глядя в лицо давнему недругу. Он мимолетно удивился тому, что больше не вздрагивал от одного только появления этого старого извращенца. Видят боги, причиной тому была не смерть Хирги… хотя и она, пожалуй, тоже. Теперь Шут смотрел на министра, не скрывая своей неприязни.

— Да вы осмелели, господин Патрик, — Торья изогнул уголок рта. — Похоже, вам смерть пошла только на пользу.

— А это была не смерть, — едко усмехнулся Шут. — Просто еще один спектакль для таких как вы.

— Да ну? — министр красиво приподнял тонкую бровь. — Боюсь, королю ваша шуточка пришлась не по вкусу, — он сладко оскалился и выдохнул еле слышно: — Да и принцессе Элее тоже. Она наверняка повыплакала все глаза над вашим полумертвым телом.

"Спокойно, — Шут стиснул челюсти, проглатывая тысячи ядовитых безумных слов. — Спокойно… Конечно, этот коршун уже все знает. Догадался, змеюка…"

— Я бы на вашем месте, — также тихо ответил он Торье, — не марал имя этой женщины своим грязным языком.

— Вызовете на дуэль? — еще шире улыбнулся министр.

— Нет, — произнес Шут, все больше изумляясь своей дерзости и странному бесстрашию, — просто подсыплю вам яда в кашку. Полагаю, такой способ умереть покажется вам вполне прекрасным. По крайней мере, это весьма в вашем вкусе.

Торья перестал улыбаться. Он смотрел на Шута холодными острыми глазами хищной птицы.

— Да вы отрастили зубки, милый мальчик. Что ж… На всякие клыки найдутся клещи… Уж вы подумайте об этом, прежде чем снова грозить мне. Там, парой этажей ниже есть очень славный арсенал для таких зубастых господ. А я еще не расстался с желанием пообщаться с тобой… поближе, маленький любимчик, — он тесно сплел свои бледные пальцы и, громко хрустнув ими, направился вон из Прощального зала.

Часть пятая

Горы Тарон

1

— Обед, ваш милсть, — железная миска стукнула о деревянный пол повозки, следом возникли кувшин и бутыль с молоком. В голосе говорившего не было ни почтения, ни доброжелательности. Только легкая почти беззлобная насмешка. Едва ли эти простолюдины знали, кого везут на самом деле. И едва ли поверили бы, скажи она им.

Нет… ее не обижали. Еда была почти сытной, повозка почти теплой. Но на этом все хорошее и заканчивалось.

Их везли практически без остановок — только чтобы сменить коней, проверить колесные крепления, подать пленникам еду с дровами для крошечной печки, да вынести их поганое ведро…

О, это ведро!

Поначалу омерзительный железный сосуд привел Элею в содрогание. Но потом она поняла, что выпускать ее для посещения уборной никто не намерен. Лошадей гнали так, будто бежали от чумы. И днем, и ночью. Впрочем, окон в повозке все равно не было — только небольшой стеклянный фонарь мотался на крюке у стены. Элея никогда не гасила его, оказаться в темноте казалось ей теперь самым страшным. И только одно ее радовало в этой ситуации — то, что по крайней мере, не приходилось больше отбивать седалище в опостылевшем седле…

Повозка была крошечной — только узкая лежанка вдоль стены, печка и сундук, в котором стояло то самое ведро… Сначала Элея думала, что сойдет с ума в этой темнице, но вскоре поняла, что у нее есть дела и посерьезней — ухаживать за ребенком, которому никто не догадался ни сменной одежды дать, ни соски, ни колыбели. Постель, которую они делили, постоянно оказывалась мокрой… и запах… ужасный запах нечистот… невозможность даже вымыть мальчика толком. А еще приходилось согревать молоко, и соска первые два раза получалась вовсе непригодная… Элея сходила с ума от отчаяния. Но уже на третьи сутки стала привыкать к этому безумию. За время путешествия с Патриком она поняла, что человек вообще может привыкнуть почти ко всему — к натертым конскими боками бедрам, к бессонным от младенческого крика ночам, к вони немытых тел и колтунам в спутанных волосах.

Она не знала, куда их везут. Не понимала, что происходит. И в первые часы вообще находилась в глубоком оцепенении. Перед глазами все еще стояли страшные картины гибели ее спутников… Хирга упал беззвучно. Просто осел к ногам Элеи, точно из него разом вынули все косточки. А Кайза рычал диким зверем… Даже после того, как этот верзила в шлеме по самую рукоять вогнал в шамана свой короткий меч. Степной колдун, казалось, не чувствовал боли и все старался дотянуться до врагов…

Элея так ясно запомнила его глаза. В тот миг, когда ее, схватив за руку, поволокли вниз, она вдруг успела разглядеть, что эти глаза полны не злобы и ненависти, а безграничной печали…

Принцесса из Брингалина понимала — она уже никогда не будет прежней… Как можно улыбаться, как можно радоваться жизни после т а к о г о?