Zusammen – Вместе

Январь — февраль. Армения, АЭС. Решение об останове Армянской АЭС принято. Команда собрана: немцы, русские, армяне. Представители всех слоев руководства от высшего (Союзатомэнерго) до молодежи.

О них — отдельно.

8.1 Начало 1989 г. глазами молодежной части команды ODA-CON МТК

Елена Величко — сотрудница лаборатории Кукушкина А.Н. (ВНИИАМ)). Молодая, удивительно скромная, трудолюбивая, коммуникабельная и увлеченная работой команды, научным направлением. Была принята на работу в отдел № 15 ВНИИАМ. Легка на подъем, готова к командировкам, что для женщин непросто.

И вот стрессовая ситуация — землетрясение в Армении, 1988 г. Как она рвалась туда, хотя момент был крайне сложным, да и небезопасным как в организационном, так и в производственном- технологическом плане. Лена рвалась не на эпизодическую экскурсию, а именно на «черновую», но беспрецедентную и интересную работу. Да и команда была хорошо сработанная, включая «наших» немцев.

Вообще-то по современным меркам, Елену Владимировну можно было бы отнести к разряду т. н. «мажоров». (побольше бы нам в России таких).

Её отец — Величко Владимир Владимирович — Министр энергомашиностроения СССР, а в будущем — на излете СССР — первый заместитель председателя Совета Министров СССР. Работу нашу активно поддерживал, но командировку дочки в Армению — не сильно. Естественное волнение (даже сопровождающего направил в Ереван — помощника Министра и моего друга — Сергея Симонова). Правда, тот не сильно встревал в процесс и остался в Ереване, а Елена работала с удовольствием увлеченно на АЭС.

Кстати, на основании серьезных личных научных исследований, подкрепленных промышленными испытаниями, как на Армянской АЭС, так и на других объектах, Елена в 1989 г. успешно защитила кандидатскую диссертацию. Вот так, молодежь!

А в это же время — молодежный десант в ГДР.

Выше отмечено, что команда быстро разрасталась. Среди них одним из ведущих партнеров в СССР был Всесоюзный НИИ атомных электростанций, который активно включился в проект ODA-CON.

Одним из молодых специалистов, выпускником МЭИ, была разработана интересная математическая модель эрозионно-коррозионного износа трубопроводов АЭС, что было очень кстати для исследователей ИФЭ/ЦРЭ в рамках развития ODA-CON. Это был Максим Салтанов, а было ему тогда 24 года. По рекомендации руководства ВНИИАЭС и согласованию с ВНИИАМ и ИФЭ/ЦРЭ он был отправлен в 3-х недельную командировку в ГДР в феврале 1989 г.

Воспоминание М.Г. Салтанова.

ГДР-1989

«Прилетел в феврале. В большой рыжей шапке-ушанке. Сошел с самолета, а там тепло — 18 градусов. А в Москве минус 5.

Ехали из аэропорта — всё вокруг чисто, убрано, аккуратно, вылизано.

Водитель как «втопил» на Трабанте 80 км/час — стрелка не шелохнулась до Лейпцига.

Ordnung.

В общежитии поселили в люксовый номер. Так и не разобрался с отоплением. В углу стояла маленькая печка и топилась брикетами. В будни приходила служительница — затапливала ее. Нужно было только подкладывать. А в выходные потухла. Так и не растопил.

Хорошо, что знал немецкий. В МЭИ совершенно случайно на 2-м курсе попал в экспериментальную группу изучения языка по методике Китайгородской. Повезло. Действительно научился. Но после — 5 лет не было разговорной практики. 2 дня молчал. На 3-й день что-то щелкнуло — стал понимать и говорить. Всё и везде! Но и немцы по-русски говорят. В общем, язык — это здорово!

Разбирался с немецкими трамваями, в которых двери открывались снаружи — нажатием на кнопку. Два пропустил — смотрел, что делают немцы с закрытой дверью. На третьем понял. Всё-таки высшее техническое.

Немцы приветливые, общительные. Общались нормально, доброжелательно. Неприязни, скованности, настороженности — никаких тараканов в голове не почувствовал. Вообще. На улицах много наших военных — тогда только готовились к выводу. Испугал двух наших майоров в стоячем кафе на вокзале (огромный, кстати, вокзал — внутри похож на Казанский). Стояли рядом, приняли меня за немца (одет в немецкую куртку), разговаривали о своём — без купюр. Попросил передать соль. Обалдели. Но развеселились. А в кафе всё вкусно! Да везде — на улице, в гаштетте, в институтской столовой.

В институте атмосфера совершенно рабочая — дали комп (по тем временам довольно продвинутый) — сидел, переносил программу. Приставили сотрудника — Хайнриха (он и встречал). Хороший парень. Ездили с ним вдвоём в Дрезден. В поезде всю дорогу говорили о войне.

В Дрездене галерея открыта. Сикстинская мадонна — да, там. Но висит высоко, да и так, что на лице блик от лампы… Не видно. Жалко. Ещё, как ни странно, остались развалины от бомбежек. Много. Хотел взять на память камешек. Хайнрих сказал, что запрещено.