Звать меня Кузнецов. Я один

XXI век, третье тысячелетие, как и следовало ожидать, начинается неудачно для нашей литературы. Проскурин, Юрий Кузнецов…

Много точек. Людей измотали 90-е годы, теперь мы это расхлёбываем. К чему я это?

Юрий Кузнецов был человек жёсткий в самом лучшем смысле этого слова. Он всегда помнил о главном и не шёл на компромиссы ни в духовном, ни в житейском плане.

Человек волевой и мужественный как творец и как гражданин.

Земля пухом, царство небесное.
Его поэзия — его наследство нам.
Воля и мужество — его завет нам.

И ничего другого нам и не остаётся и не может остаться.

Владимир Гусев

2003 год.

Творчество многих поэтов, имена которых сейчас «на слуху», не несёт в себе той великой духовной новизны, оставленной Юрием Кузнецовым… Например, «Атомная сказка» — это определение целого века, а быть может, и двух. И почти единственное во всей истории. Быть может, нечто похожее было у Боратынского, но Юрий Кузнецов сделал это, по моему мнению, точнее и сильнее.

Когда звучит имя Юрия Кузнецова, мне слышится музыка Вагнера, Скрябина, Прокофьева, Свиридова — это тот звук, который он нам оставил вместе с удивительной поэтикой, былинной поэтикой, вернувшейся к нам, поэтикой построения современного мифа… И в то же время поэтикой библейского масштаба. Он был в масштабе своего исторического времени…

Владимир Костров 2003 год.

Костров Владимир Андреевич (р. 1935) — поэт очень скромного дарования, но рано научившийся входить в нужные «обоймы» и быть всегда на виду.

Вспоминаю середину 1960-х годов. В Краснодаре тогда появились очень интересные, перспективные ребята Юрий Кузнецов и Валерий Горский. Да, были и другие ребята, которые подавали надежды, но, к сожалению, не все смогли себя реализовать. А вот Кузнецов уже тогда выделялся. Я, когда познакомился с первыми его стихами, сразу почувствовал: появляется великий поэт. И вдруг он с Кубани исчез, поступил в Литературный институт, да так и остался в Москве.

Исхак Машбаш

(«Литературная Россия», 2003, 11 апреля).

Машбаш Исхак Шумафович (р. 1931) — адыгейский писатель. Он всю жизнь стремился к лидерству, встать вровень с Кайсыном Кулиевым и Давидом Кугультиновым, а оказался заурядным интриганом, который в читающей России никому не интересен.

Весной 2003 года Машбаш и Юрий Кузнецов оказались вместе в Нальчике. Появилась возможность организовать диалог двух писателей.

Кожиновская проницательная практичность, прозаическая пристальность его очков неприятно процедила и оклассичила многие стихи Юрия Кузнецова: сковывала и вроде приостанавливала крылатость и высоту поэта, приземлила его слово и страсти, отравила бесцветьем. А Юрий Кузнецов — знаменитый поэт <…> И Юрий Кузнецов — молодец. В партию вступил с моей рекомендацией, а переводами занялся один. Много перевёл. Даже за «Библию» зацепился, переклал на современный язык Иисуса Христа. Но Вадиму Валериановичу Кожинову дюжины и дюжины стихотворений преподнёс. Ишь, суровый и независимый какой: классик — классик, орла по размаху крыльев видать. Не жадничает — на посвящениях Иисусу Христу и Вадиму Кожинову?..

Валентин Сорокин

(«Московский литератор», 2003, № 1).