Звени, монета, звени

– Когда доблестный воин бежит от горной лавины или реки, вышедшей из берегов, спасая свою жизнь, – трусость ли это? – продолжал Мудрый. – Нетрудно сказать – нет! Потому что он заранее обречен на поражение, а смерть его будет глупой, бесполезной и принесет его роду не славу, но презрение. Я – Лаурик, прозванный Искусным, Мудрый Западного Предела, Уста Четырех, носитель Силы, что часть от Их Силы. Вы знаете меня. И я говорю вам: вновь, как и семь веков назад, Всеблагие послали в наш Предел того, кому суждено изменить историю. И как ваши предки семь веков назад были повержены Алым Мечом, так же повергнет он ныне ваших врагов!

Некоторое время в зале стояла мертвая тишина, потом ее нарушил голос Илбрека:

– Я склоняюсь перед волей Тех, Кто над нами, и благодарю их за оказанную мне честь. Прости меня, Лаурик, и ты, Посланец.

– Извинения твои приняты, Илбрек Мак-Аррайд, – медленно наклонил голову Мудрый. – Но хочу я, чтобы отринули ты и все люди твои последние сомнения. Знаете ли вы о том, кто такой Увенчанный Рогами?

Да, это имя было знакомо всем. Властелина Лесов и его небольшую армию беззаконников воспринимали как неизбежное зло, негласно признавая за ними право господствовать над лесами и болотами и собирать с них любую дань по своему усмотрению. Вот уже триста лет после бесславного похода Ард-Ри Финнабайра, закончившегося его смертью, никто не осмеливался тревожить изгоев на их территории. Отбивали набеги – да. Выкупали захваченных пленников и торговали – да. Но идти войной на тех, кому нечего терять, тех, кто и в смерти лишен Их благодати…

– Так внемлите мне: Четыре, в бесконечной благости Своей, открыли мне, что в этот час Этайн Певунья находится в лагере Увенчанного, в его доме, как пленница. Слушайте волю Четырех! В одиночку отправится туда Дарэг Клив, вырвет деву из лап тех, кто живет вне Благости Их, и доставит сюда. В этот зал. Через три ночи.

Герб. Воин

Я проснулся среди ночи от неясной тревоги. Будто в ушах зазвенел набатный звон колокола, предвещающего недоброе. Проклиная перебитые ноги, больше мешавшие, чем помогавшие, я кое-как сполз с убогого ложа, на котором проводил большую часть дня, и подбросил в очаг несколько больших кусков торфа. С трудом дождавшись, пока он займется и осветит комнату, я приник к окну, забранному крепкой решеткой, пытаясь рассмотреть или хотя бы услышать что-нибудь снаружи дома.

Небольшой сруб, в котором меня держали, стоял на востоке лагеря, вторым от частокола. Через единственное окно можно было увидеть лишь кусок стены находящегося впереди длинного дома. Сейчас об эту стену опирался рукой смутно различимый силуэт. Не иначе кто-то из лесных братьев перебрал хмельного. Стоит, отдыхает, сил набирается. Сейчас вот отдохнет и…

Я уже собирался было вернуться обратно, и тут от темноты ночи словно отделилась небольшая часть. У обуянного хмелем, да еще и стоящего лицом к стене воина не было никаких шансов – тень одним плавным движением перетекла к нему за спину, рывком за волосы задрала вверх голову, коротко взмахнула свободной рукой. Я на мгновение отпрянул в глубину комнаты, боясь неосторожным движением или невольным звуком выдать себя. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Кто осмелился ночью разгуливать по лагерю Увенчанного Рогами и резать глотки его людям? Неужели о моей участи стало известно дома, и Луатлав… Нет, невозможно! Конечно, я теперь полноправный член рода Мак-Сильвест, но из-за простого воина нападать на…

А что, если не из-за воина?

Этайн! Мудрый Лаурик был уверен, что Властелин Лесов держит в плену госпожу Ардкерра!

Совладав с собой, я вновь осторожно выглянул в окно. За это время убийца успел усадить свою жертву на землю, прислонив спиной к стене. Со стороны посмотреть – не выдюжил славный воин против пенного пива, сладкого меда и крепкой браги, пал в неравном бою. Вот как пал, так и сидит: ноги-руки раскинуты, голова бессильно на грудь свесилась, волосы лицо закрывают. Если постараться, можно и храп могучий разобрать – воображение послушно картину дорисует.

В этот момент убийца явно услышал что-то, неслышное для меня, и метнулся в сторону. Мое сердце бухнуло раз десять, и появился еще один лесной воин, на ходу сражающийся с застежкой пояса. Сделав несколько не вполне твердых шагов, он скрылся с глаз. А вот назад не вернулся. Зато через какое-то время вновь показался неизвестный. Сдается мне, что у противоположной стены появился еще один быстро остывающий «захмелевший».