Звени, монета, звени

Так мы и поступили – прошли по заросшему папоротником оврагу, некогда бывшему дном весьма глубокой реки, и вышли к дому с востока. К тому моменту, когда мы выбрались из леса, прошло немало времени: нижний край солнечного шара уже скрывали кроны исполинских сосен, кольцом окружавших дом Мудрого. Насытившийся волк, судя по всему, давно ушел; о нем напоминали лишь следы, еле уловимый запах да мухи, роящиеся над основательно обглоданными костями косули.

У ворот в изгороди я остановился, сложив на груди руки.

– Ну а на этот раз что? – как всегда ехидно поинтересовался Фрэнк. – Какой закон на этот раз заставляет тебя торчать тут?

– Скорее традиция, – благодушно отозвался я. Сейчас я готов был снести еще и не такие колкости: пугающее чувство неуверенности, обуревавшее меня с утра, кажется, наконец покинуло мою душу. То ли шок, испытанный мною при виде волка, сыграл роль того клина, которым клин же и вышибают, то ли сам вид дома за невысоким плетнем, увитым плющом, подействовал успокаивающе – не знаю. Но сейчас я чувствовал, что пора неизвестности и нерешительности прошла. Сейчас, как всегда, на крыльцо выйдет смешной увалень Кольна, который проводит нас к Лаурику, который…

Последнюю свою мысль я озвучил Фрэнку и удостоился еще одного укоризненно-недоуменного взгляда.

– Трен, Кольна умер. Перерезал себе горло. Я же тебе рассказывал.

С этими словами Фрэнк бесцеремонно толкнул дверь – как всегда не запертую – и громко произнес, почти прокричал:

– Мы хотим видеть Лаурика, Мудрого Западного Предела!

– Не трудно это, – раздалось у нас за спиной.

Резко обернувшись, мы уставились на Мудрого, спокойно стоящего рядом с останками косули.

– Непорядок, – произнес он, будто игнорируя нас, и рассеянно прищелкнул пальцами. Окровавленные кости и обрывки шкуры тут же исчезли, будто провалились сквозь землю. Впрочем, может, так оно и было на самом деле.

Удовлетворенно кивнув, Лаурик направился к нам.

– Привет тебе, о Уста Четырех… – начал было я, но он лишь нетерпеливо (и даже, как мне показалось, с некоторым раздражением) махнул рукой и внимательно посмотрел на моего спутника.

– Фрэнк, – чуть наклонил голову Лаурик.

– Мудрый, – ответил тот таким же кивком – и ни на волос ниже.

– Хорошо выглядишь, друг мой.

– А вот ты не очень. Усталый у тебя вид.

– Что делать, Фрэнк, что делать. Судьбы всех жителей Пределов – и этого, и всех остальных – на моих плечах. Давит… немного. Пойдем в дом, – и Мудрый гостеприимно распахнул ворота, пропуская моего друга вперед. Я, совершенно обалдев от всего этого, наверное, так и остался бы стоять у плетня, но на крыльце Фрэнк обернулся и коротко – не как гость, как хозяин – бросил:

– Пошли, Трен.

Я вопросительно взглянул на Лаурика.

– Слушай своего друга, Трен Мак-Нейл, – усмехнулся в усы тот, – он худого не посоветует. Вам есть что спросить, мне есть что рассказать.

Когда мы устроились за столом, и Фрэнк бесцеремонно отверг предложенное нам обоим угощение, Лаурик без предисловий перешел к делу:

– Ты, наверное, ждешь, Фрэнк, чтобы я извинился за то, что ты очутился здесь?

– Нет. Ты ведь не будешь.

– Верно, не буду. Потому что моей вины (впрочем, как и заслуги) в этом нет. И потому, что твоя миссия еще не окончена.

Фрэнк слушал, сцепив пальцы в замок, и на лице его не отражалось ни единой эмоции.

– Когда ты в Лайдоре пошел на встречу с неизвестным, я уже знал, что это засада, целью которой было выманить тебя из дома, – продолжал Лаурик. – Я сознательно сделал вид, что поверил, чтобы усыпить бдительность нашего противника и заставить его сделать первый шаг. И он его сделал.

– А на меня, значит, можно было просто наплевать, растереть и забыть? Меня ведь, к твоему сведению, едва не убили.

– Но ведь не убили же. – Мудрый слегка потер виски, и я тут же ощутил, что мой телохранитель прав: перед нами сидел совершенно измученный, давно не спавший человек, чьи силы (даже эти силы, часть от той Силы) были на исходе.

– М-да, не убили, – повторил Лаурик. – Не спеши считать меня жестоким, бесчеловечным, беспринципным ублюдком, Фрэнк. А впрочем… Я и есть жестокий, бесчеловечный, беспринципный ублюдок. – Голос Мудрого внезапно возвысился, в нем будто слышалось далекое ворчание приближающейся грозы. – Мне плевать на то, кем ты, или ты, Трен, или любой человек в любом Пределе будет меня считать. Мне плевать, поймите вы, сколько жизней нужно положить на алтарь моего дела и какие ужасные деяния во имя него свершить! Потому что я – не человек, и не человеческими мерками меня должно судить!

– Конечно, – с неожиданной для самого себя мягкостью сказал я. – Ты – Мудрый Предела, Уста Четырех.

Как ни странно, слова мои оказались именно тем, что сейчас более всего было нужно. Лаурик несколько мгновений сверлил меня взглядом, а потом тихо рассмеялся:

– Спасибо, Броэнах, что напомнил. Да – я Мудрый, и мне не пристало выклянчивать ваше сочувствие и одобрение. Мое дело – приказывать, а ваше – подчиняться. И вы подчинитесь!