Я поддерживаю голову правителя, Этайн подносит к его губам золотую чашу. Зубы стучат о край, питье выплескивается на грудь умирающего, но он всё же делает глоток, другой.
— Довольно… Теперь слушайте… Я не мог… умереть… не сказав вам обоим. Не знаю, за что Четыре наказали… жену… Это… мой грех… Сильвест…
— Я слушаю тебя, владыка…
— Племянник… Дело не в тебе… и не кабане… Легенда, это легенда, а правда…
— Что ты хочешь сказать, отец?
— Я… неугоден… я прогневил Четырех… Какой… сейчас месяц?
— Середина Черного месяца. Зима…
— Зима… Ты сам сказал… Где… зима? Где холод? Почему не падает… снег? Почему собрали такой скудный урожай? Молчите… Тогда… я скажу. Это — кара Четырех… Все знают, что Ард-Ри — господин в Пределе… как муж — господин в своем доме… Будет ли у плохого… хозяина хороший дом? Я должен умереть… Когда я умру… всё станет по-прежнему, Пределу… нужен новый господин. Новый Ард-Ри…
Умирающий тяжело переводит дух. Вновь приподнимается на локте, отстраняясь от поддерживающих его рук.
— Луатлав! Ты… последний из рода… величайшего героя. Не только я… все здесь… называют тебя… Сильвест. Ты возродишь славу и процветание…
— Господин!
— Слушай! Ты… станешь новым Ард-Ри… Так желают Они, и так будет… В Пределе тебе… нет равных… А Этайн… моя дочь… она будет тебе верной женой… Вы оба — ветви одного древа… Мудрый прав — великая кровь… не должна… пропасть… Вы оба… обещайте… клянитесь мне сейчас… что не отступите…
— Отец!
— Нет… времени… Совсем нет… Я… Исполняйте… последний приказ… Ард-Ри…
Воин берет девушку за руку. Поднимается медленно рука Меновига, ложится сверху.
— Клянемся.
— Клянемся.
— Да будут… славны… Четыре…
Две руки над ложем. Третья — упала…
Голова. Мудрый
В этот час «У Гируса» практически никого не было. В большом зале внизу завтракали двое постояльцев, девушка в белом передничке — дочь хозяина, как шепнул мне Кольна — прислуживала им, да еще сам Гирус за стойкой протирал кружки.
Хозяин, не прерывая своего занятия, поздоровался с Кольной как со старым знакомым, приветливо кивнул мне. Я кивнул в ответ и присел за ближайший стол. Когда Кольна работает, ему лучше не мешать.
Через пару минут толстяк подошел ко мне, склонился к уху:
— Он здесь, господин, в своей комнате. Так и не выходил всё это время, и служанку прибраться не пускал. Только вчера под вечер заказал мяса, пару лепешек и опять заперся. И еще — служанка, проходя мимо его двери, вроде бы как слышала плач.
Я поднялся.
— Что-нибудь еще?
По лицу толстяка скользнула улыбка:
— Женщина. Гирус сказал, что у него сейчас женщина. Такая… ну, ты меня понимаешь, господин. Пришла сегодня рано утром и до сих пор там.
Я тоже против воли улыбнулся.
— Так-так… Значит, от услуг продажных женщин неизменно отказывался, в излишних возлияниях также замечен не был?
Кольна развел руками.
— Эту… женщину прислал хозяин?
— И да, и нет. Конечно, она обслуживает клиентов с его согласия, но в данном случае Гирус ее даже отговаривал. Однако она решила попытаться, на свой страх и риск. Как видишь, ей почему-то повезло.
Что ж, поглядим.
— Жди меня здесь. И скажи Гирусу, чтобы немного погодя принес в комнату таз и большой кувшин холодной воды. Да, еще пусть прикажет нагреть побольше воды и приготовить купальню.
На мой стук никто не ответил. После второго послышался приглушенный дверью женский голос. Слов не разобрать но интонация явно просительная. Ему тут же ответил мужской — резко, отрывисто. Тогда я решил действовать иначе.
— Мне нужен Фрэнк из Горелой Низины. — Тишина. Потом осторожные шаги. И голос:
— Здесь нет человека с таким именем. Его вообще нет, он умер. Пожалуйста, уходи.
— Но магистр Делонг…
— Уходи, я сказал! Вон!
— Дело касается женщины по имени Арита. Арита, дочь Гая.
Лязгнул отодвигаемый засов. Дверь чуть приоткрылась. Я стоял спокойно, давая возможность себя как следует рассмотреть.
— Что у тебя за дело?
— Может быть, ты впустишь меня? Или, если тебе удобнее, спустишься вниз. Я подожду.
— Что ж, жди.
Ждать пришлось недолго. Через несколько минут шуршания и препирательств вполголоса, закончившихся хлестким мужским «уходи!», дверь открылась, и из комнаты выскользнула женщина, кутающаяся в шерстяной плащ. На минуту остановилась, окинув меня явно неблагожелательным взглядом, что-то сердито буркнула и поспешила вниз по лестнице.
— Входи!
Пригнувшись, чтобы не удариться о низкую притолоку, я шагнул в комнату.
М-да…
Первое, что сразу же бросилось в глаза — винные бутылки. Пустые, наполовину пустые, полные, разбитые и целые — они стояли и лежали везде. Разумеется, при закрытых и наглухо зашторенных окнах и сравнительно небольшой величине комнаты воздух в ней был не самый чистый. Впору нос зажимать, если честно, тем более что ночной горшок, судя по всему, тоже не выносили давно.
Так, что у нас тут еще? Одежда (сложена до странного аккуратно), на спинке разворошенной кровати — перевязь с длинным мечом и кинжалом.
— Говори!