Звенья одной цепи

Бело-красный мундир, показавшийся из-под распахнутого плаща, как ни странно, придавал облику Кифа неожиданную значительность, хотя ни длинный нос, ни дурацкая шапка, в прошлую нашу встречу все время норовящая сползти ниже бровей, никуда не делись. А вот выражение лица все же претерпело изменения. Исчезла простодушная хитринка, делающая обманщика «своим парнем» в любой компании, а вместо нее появилось усталое сожаление, словно мой знакомец не испытывал ни малейшей радости возвращаться на место, оставленное ради прошлого маскарада. Словно не хотел Киф Лефер снова влезать в мундир, бывший предметом зависти по меньшей мере половины чиновников Дарствия, не хотел крепить к своей груди…

Ого. Золотое.

– Эрте? – Коротышка согнулся в благоговейном поклоне, хотя был старше золотозвенника больше чем вдвое, и все же за свою услужливость удостоился лишь холодно-скучного:

– Оставьте нас.

– Ну разумеется, разумеется! Позабочусь о том, чтобы вас никто не побеспокоил!

Сереброзвенник выскочил за дверь. Ньяна проводила его изумленным взглядом, но, когда снова посмотрела в дверной проем, тоже получила предписание к действию:

– И вам, милочка, не нужно слышать наш разговор.

– Я защищаю Смотрителя.

– В моем обществе ему ничто не угрожает, – бесстрастно сказал длинноносый, а потом добавил, чуть брезгливо поморщившись: – Даю слово.

Кто-то другой, более сведущий в титулах и званиях, беспрекословно убрался бы восвояси еще при первых звуках, слетающих с губ человека, носящего золотое звено, но не Ньяна. Она сурово сдвинула брови и предупредила, прикрывая за собой дверь:

– Ежели с ним что случится, пожалеете.

Киф с минуту смотрел на сошедшиеся вместе дверные створки, потом повернул голову в мою сторону и спросил:

– Где такое чудо выкопал? Там еще что-нибудь осталось?

Причем спросил с почти искренней завистью, как будто в его окружении верных и преданных слуг отродясь не водилось.

– Я должен ответить?

– Нет. Вовсе нет.

В отличие от нижестоящего Звена золотозвенник не стал озираться по комнате в поисках места, куда мог бы пристроить свою задницу, а небрежно сгреб бумаги на край стола, взгромоздился на расчищенное место, оказавшись вполоборота ко мне, и заметил:

– Но угрожать почем зря тоже не стоит.

– Почему?

– Потому, что чем больше повышаешь голос, тем больше людям кажется, что за твоими угрозами что-то есть.

– Но ведь есть же?

– И тем больше они начинают осторожничать и копить силы для обороны, – закончил мысль Киф, не обращая внимания на мои слова.

– А зачем вмешивался?

– Затем, что иной раз, сколько бы сил ни накопил, противник все равно оказывается сильнее, – многозначительно заметил длинноносый и, перейдя на тон, более подходящий для беседы уже знакомых друг с другом людей, объяснил: – Ну покалечил бы ты его. И что? Тебе никакой выгоды, а нам лишняя забота, откуда новое Звено взять.

Странно. Мне-то всегда казалось, что стоит только свистнуть, и на каждое свободное место по десятку добровольцев найдется.

– Неужели желающих так мало?

– Поболее, чем Смотрителей, конечно, – огрызнулся Киф. – Но не так много, как нужно.

– Нужно для чего?

– Да хотя бы для удовлетворения запросов вроде твоего. Думаешь, этот толстяк что-то мог сделать, кроме как настрочить письмо в столицу?

Честно говоря, думал. Даже надеялся. Хотя есть шанс, что Киф врет сейчас, как врал в поместье Мейен. И кстати, что там насчет имени? Один золотозвенник уже избежал представления, но второго не упущу!

– Тебя как зовут-то?

– Ты знаешь.

– Киф Лефер со-Литто? Тебя родители не учили в детстве, что врать нехорошо?

Длинноносый грустно улыбнулся:

– Не успели. Чумная весна унесла. А имя и вправду мое. Только от упоминания родного города я давно уже отказался, так что где бываю, так и называюсь.

Опять недоговорил, а любая правда, оборванная на полуслове, ничем не лучше лжи. Хотя в самом деле неважно, где он родился. Гораздо важнее, где столкнулся с жизнью нос к носу.

Сколько же ему было, когда остался сиротой? Лет семь, а то и меньше? Но тогда он должен был попасть в приют, потому что еще года полтора после той весны в столицу не пускали приезжих и соответственно никого не выпускали. И как же он, интересно, угодил к «багряным», да еще успел дослужиться до Золотого звена? Везунчик, должно быть.

– А к чему был весь тот спектакль?

– Который?

– Их еще и много?

Киф сделал вид, что не заметил мою язвительность:

– Ты про Мейенское дело?

– Да.

– Это был не спектакль.

– А что?

– Вводная лекция, совмещенная с практическими занятиями. Или ты всерьез думал, что окажешься на новой службе без какой-либо подготовки?

Думал. Все мои беседы с безымянным золотозвенником сводились именно к одиночеству. И единоличию принятия решений.

– За то, что тебя скоропостижно отослали из столицы, приношу извинения, если это поможет. Был занят, поэтому, как только освободился, сразу же…

– А другого наставника найти не могли?

Киф хотел было ответить, причем, судя по выражению взгляда, даже выругаться, но сдержался: то ли считал свое время слишком драгоценным, чтобы кого-то учить, то ли не был до конца уверен в своей подготовленности к роли наставника.