Предзвенник, видимо прочитав в моих глазах напрашивающееся окончание беседы, вцепился мне в руку:
– Вы уж не откажите, эрте! Вам главное будет головой кивать да с важным лицом сидеть, а все остальное я сам сделаю!
Настырность будущего Звена Цепи изыскания хоть и была убедительной, но на мое согласие повлияла вовсе не она, а возможность получить разъяснения в том деле, которым мне предстояло заниматься согласно назначенной должности. Поэтому не прошло и четверти часа, как я уже трясся в скрипучей коляске по размытой весенними паводками дороге, а рядом со мной, видимо предвкушая блестящее будущее, нетерпеливо ерзал по сиденью и время от времени поправлял сползающую на брови вязаную шапку длинноносый молодой человек лет двадцати трех.
Кучер, укрывшийся от утренней мороси под толстым плащом, забыл о нашем существовании сразу же, как только тронул поводья, поэтому на особенно резких поворотах приходилось судорожно хвататься за борта коляски. Торопливость слуги можно было понять: смерть, хотя и является конечной точкой жизни, промедления не терпит. Вернее, не терпят те, кто получил на руки мертвое тело.
– Вам что-нибудь известно об этой семье?
Предзвенник, отзывающийся на имя Киф Лефер со-Литто, кивнул в такт очередному ухабу:
– Глава – старикан, все никак не отдающий Божу душу. У него двое детей, сын уже лет сорока с гаком и дочь на десять лет моложе. Дочь незамужняя, сын год назад обзавелся временной женой.
– А раньше был женат?
– Нет, ни разу.
Странно. Чего-то ждал, а потом устал или отчаялся? А может, женился по требованию отца? Но и тогда не совсем ясна причина столь долгого промедления.
– Живут тихо, – продолжал предзвенник. – В город наезжают, как водится, по праздникам или по надобности.
– Богаты?
– Да уж не бедны.
Тем понятнее, почему тебя так тянет туда, Киф Лефер.
– И кто умер?
– Я так понимаю, старик все же скопытился. От этой дубины разве можно чего-то добиться?
Я посмотрел на ссутулившуюся спину кучера и признал:
– Ничего ровным счетом.
– Вы не беспокойтесь, эрте, вам главное при всем присутствовать и потом бумаги заверить.
Бумаги. Как там говорил сереброзвенник из Цепи внутреннего надзора? Строчки букв весьма требовательны к людям.
– А что будет написано в тех бумагах?
Простодушный, можно сказать, невинный вопрос застал предзвенника врасплох: шапка снова сползла на рыжеватые брови, но теперь Киф не спешил возвращать ее на место.
– Что написано будет? Да что положено, то и будет… Вы ж сами знаете.
Вот мы и добрались до главного рубежа, который надо преодолеть. Или от которого придется отступить назад.
– Не знаю.
Почувствовав в ответе серьезный подтекст, Киф всмотрелся в мое безмятежное лицо и пошел красными пятнами.
– Вы… не знаете, что и как… должно…
– Не имею представления. Совсем.
– Но как же… – Он перевел взгляд на узор жучиной спинки. – Как же тогда вам вручено…
– О причине нужно спрашивать не у меня.
Правда, тот, кто мог бы ответить, заранее отказал всем возможным любопытствующим в праве задавать вопросы.
– Ого.
Предзвенник откинулся на спинку сиденья и закутался в плащ, словно пытаясь спрятаться от неминуемой печальной развязки.
– Так что и в самом деле все будешь делать ты.
– О-го-го.
– Не справишься?
Он неопределенно повел плечами:
– Да справлюсь, конечно, деваться-то уж некуда… Только я же говорил: не получил еще Звено. Экзамен не сдавал, да после экзамена под наставлениями не служил. А вы ж знаете: чему за столом учат, в жизни обычно с ног на голову перевернуто…
Да. И не просто перевернуто, а еще три раза само вокруг себя закручено.
– Может, хоть расскажешь вкратце, как мне нужно себя вести?
Киф почесал межбровье.
– Да как вести… – Похоже, предзвенник попробовал вспомнить своего непосредственного начальника. – Откуда ж я знаю? Я со Смотрителями лоб в лоб не сталкивался. Как Звенья носы задирают, видел. А что ваш брат на службе делает, уж простите, эрте, мне неведомо.
Значит, придется полагаться на краткое напутствие пеговолосого. Что он говорил? Я – звено, замыкающее цепь? Окончание всего. Тогда я заранее должен знать, что все дороги сойдутся у моих ног, а стало быть, ни торопиться, ни тревожиться нет смысла. Итак, спокойствие. А еще? Равнодушие? Доброжелательность? Строгость? Отеческое снисхождение? Нет, выбирать буду уже на месте. Самый яркий образец поведения, задержавшийся в моей памяти, – почтенный эрте Ирриги, Боженка его подери. Можно попытаться скопировать его манеры. Если получится: наблюдать-то я умею, а вот лицедействовать, признаться, не пробовал. Единственная роль, которой меня учили, бессловесная тень за спиной чинуши.
– Ну и Бож с ними. А вот сама служба? Тебя же наставляли, как она должна исполняться?
– Наставляли.
– Так будь другом, расскажи. А то я по незнанию могу такого наделать, что одними жалобами ваш Наблюдательный дом не отделается.
Предзвенник вздохнул. Видимо, его воображение достаточно чутко отозвалось на мой намек.
– Да если послушать, ничего трудного нету. По порядку излагать?
– Как запомнил.
Киф начал загибать пальцы:
– Сперва нужно выслушать заявителя. Ну, того, кто нас вызвал.