Звенит январская вьюга

В общественной жизни всего музыкального мира Рознер являлся почитаемым человеком, сильным духом, с безукоризненной репутацией лучшего в Советском Союзе и непревзойдённого музыканта. Возможно, читателю может показаться, что я пытаюсь всячески оправдать некоторые слабые стороны характера и поведение своего героя, и если даже это так, то поверьте, он этого вполне заслуживал. Для музыкантов считалось огромным счастьем и мечтой получить приглашение на работу в прославленный оркестр. Те, кто работал в оркестре давно, с гордостью заявляли о себе, что являются музыкантами известного коллектива, прославившегося на всю страну.

Труд музыканта подчас совсем не прост. Кроме умения владеть техникой игры на музыкальном инструменте, голосом или словом, на сцене от артиста требуются особые навыки, а также и огромная эмоциональная отдача. Профессиональный артист, готовившийся к концерту или спектаклю, начинает готовиться с самого утра. Я вспоминаю одного из старших коллег в оркестре, который при разговоре с другим артистом сказал:

«Я перед концертом никогда себе не позволяю иметь интимные связи, поскольку буду чувствовать себя усталым на сцене». Волнение, эмоциональный подъём и кураж являются неотъемлемой частью на сцене, без чего ни один артист не может обойтись. Но не всегда удаётся находиться в нужном настроении, и чтобы оставаться в хорошем тонусе, чтобы выступление получилось ярким и успешным, артисты в ущерб себе порой идут на самые непопулярные методы, лишь бы доставить радость зрителю и быть им вознаграждённым. Успех для артиста – это то, во имя чего он живёт и трудится. Сколько бы сложностей ни встречались на пути оркестра, всегда члены оркестра и Эдди Игнатьевич Рознер старались быть на высоте. Переезды из города в город, недосыпание, усталость – всё это порой пагубно сказывалось на состоянии организма человека, но тем не менее, каждый вечер зал был заполнен публикой, и люди ожидали праздника на сцене и, разумеется, они его получали! Обычно после нелёгких переездов из города в город уставшие участники коллектива понимали, какая ответственность ложилась на их плечи, и каждый раз все они с честью выходили из любого положения. Уставая от трудных переездов, немолодой Эдди Игнатьевич в таком случае мог себе иногда позволить выпить рюмку коньяка, в то время как оркестрантам это было строго запрещено. И не дай бог, если от кого-то будет пахнуть спиртным! Иногда, пользуясь этим правилом, Эдди Игнатьевич мог этим злоупотреблять и, зазвав к себе в комнату кого-то из оркестрантов, начинал вежливо угощать коньяком. Рознер всё начинал с того, что делал массу комплементов в адрес приглашённого им музыканта. Польщённый лестью музыкант с радостью соглашался выпить рюмку с Царём! Разумеется, пригласив к себе музыканта и угощая его, Рознер делал это не за красивые глаза! За подобным обстоятельством следовала определённая цель, которая заключалась в следующем. Рознер был в обиде на приглашённого музыканта! Чаще это был кто-то из новеньких. Свою обиду музыканту Эдди Игнатьевич не показывал, наоборот, под видом доброго дядюшки Сэма, он наливал рюмку, при том, что сам мог лишь пригубить. Позднее у музыканта в оркестре появлялась шутливая кликуха – «Алкаш». Оправдываться перед коллегами и объяснять, для новенького было напрасной тратой времени, да и бесполезно, ведь все понимали, откуда ветер дул. Да и кому нужны были все эти разборки, кроме самого Царя?! В оркестре и без того все всё знали о каждом в отдельности. А за кулисами музыканты по этому поводу шутили: «Наверняка чувак отбил бабу у Царя?!»

Как у каждого человека, у Рознера были свои минусы и плюсы, но отличительной чертой его характера было умение быстро забывать и прощать. И уже через короткое время Рознер забывал об инциденте и как ни в чём не бывало вступал в дружеский разговор со своим обидчиком. И конечно же, как это уже было, вновь начинал шутить и хвалить обидчика, приглашая того зайти в комнату, где сажал за стол и по новой начинал угощать коньяком, от чего тот категорически отказывался, боясь опять попасться на крючок. Тогда в очередной раз обиженный Рознер возмущённо произносил свою коронную фразу, звучавшую на исключительно польском языке: «Холера пще крев!» – перевода не будет!