Зверь

Он мог видеть ее теперь более отчетливо. И какое-то мгновение он стоял и пожирал ее глазами — ее стройное тело, каждый изгиб ее лица и обрамляющих его темных волос. Пендрейк заметил, что она вспыхнула под его изучающим взглядом, и быстро перешел к разъяснениям.

— Я намеревался, — сказал он, — полностью оставить это дело. Но в тот самый момент, когда я вышвырнул Блейкла и думал, что поставил на этом точку, Хоскинс напомнил мне о присяге, которую я принес моей стране, начиная службу в ВВС.

— Ого!

— Для твоей же безопасности, — продолжил он более решительно, — ты должна на какое-то время уехать из Кресцентвилла и затеряться в безграничном Нью-Йорке, пока это дело не будет раскручено до конца.

— Так, так. — Взгляд ее темных глаз ни о чем не говорил. Она выглядела какой-то напряженной, присев в кресло, как если бы ей стало нехорошо. Наконец она сказала: — Голоса тех двух, с которыми ты разговаривал, — того, что был с пистолетом, и того, который говорил по телефону, — какими они были?

Пендрейк задумался.

— Один голос принадлежал молодому человеку, второй — мужчине средних лет.

— Нет, я не это имела в виду. Выговор, степень владения языком, уровень образованности.

— Хм! — Пендрейк уставился на нее, потом медленно произнес: — Я не задумывался над этим. Мне кажется, очень хорошо образованны.

— Англичане?

— Нет. Американцы.

— Это то, что я имела в виду. Примесь иностранного, вспомни?

— Ни малейшей.

Они оба, почувствовал Пендрейк, стали вести себя естественнее. Ему было приятно, что она с таким спокойствием встретила сообщение об угрожающей ей опасности. В конце концов, ее никто не учил противостоять физическим расправам. Прежде чем он успел еще о чем-нибудь подумать, она сказала:

— Этот двигатель — что он собой представляет? Ты думал над этим?

Думал ли он над этим? Он, который иссушил свой мозг бессонными ночами!

— Он должен, — начал осторожно Пендрейк, — быть плодом огромной по объему исследовательской работы. Ничто столь совершенное не может возникнуть, не опираясь на мощный задел, подготовленный другими. И даже при самом удачном стечении всех обстоятельств кто-то должен был испытать озарение истинного гения. — Он задумчиво добавил: — Этот двигатель должен быть атомным. Он не может быть никаким другим. Ничто другое не сопоставимо с его возможностями.

Элеонора внимательно смотрела на него. Ее следующие слова прозвучали не очень уверенно:

— Ты не имеешь ничего против того, что я задаю эти вопросы?

Пендрейк понял значение этих слов. Она внезапно почувствовала, что смягчается. Он подумал: “Будь проклята ее сверхчувствительность!”

Его ответ был быстрым и искренним:

— Ты уже помогла прояснить некоторые важные моменты. К чему они могут привести — это уже другой вопрос. У тебя есть еще какие-нибудь предположения?

С минуту она молчала, а потом медленно произнесла:

— Я понимаю, что не имею соответствующей подготовки. Я не владею научными знаниями, но у меня есть навыки исследователя. Не знаю, может быть, мой следующий вопрос покажется тебе глупым, но все же — какая дата была определяющей для атомного двигателя?

Пендрейк нахмурился.

— Мне кажется, я понял, что ты имеешь в виду. До какого времени создание атомного двигателя было невозможным?

— Вот именно, — согласилась она. Ее глаза заблестели.

Пендрейк задумался.

— В последнее время я перечитал все, что написано по этому вопросу. Пятьдесят четвертый год, впрочем, пятьдесят пятый более вероятен.

— С тех пор прошло много времени, достаточно много.

Пендрейк кивнул. Он знал, что она собирается сказать, это было здорово, и он ждал, когда она это скажет.

Прошло мгновение, и она сделала это.

— Есть ли способ проверить, над чем работал каждый ученый, проводящий исследования в области атомной энергетики в этой стране, начиная с этого времени?

Он кивнул.

— Для начала я навещу моего старого профессора физики. Он один из тех вечно молодых стариков, которые всегда идут в ногу с веком.

Ее голос, прохладный и ровный, прервал его размышления:

— Ты собираешься лично заняться поисками?

Сказав это, она невольно перевела взгляд на его правый рукав и тут же залилась краской. Он прекрасно знал, что она вспомнила. Пендрейк быстро, с незаметной улыбкой, согласился:

— Боюсь, что больше некому. Как только я раскопаю что-нибудь интересное, отправлюсь к Блейклу и принесу извинения за то, как я с ним обошелся. До того времени, с правой рукой или без нее, я не думаю, что есть более подходящая кандидатура. — Он нахмурился. — Конечно, однорукий более приметен, чем другие.

Она опять взяла себя в руки.

— Мне кажется, ты должен обзавестись лицевой маской и протезом. Те люди, скорее всего, были в лицевых масках обычного типа — ведь ты так быстро распознал маскировку. Тебе нужно раздобыть военную, они более высокого качества.

Она встала и закончила ровным голосом:

— Что касается отъезда из Кресцентвилла, я уже договорилась с моей старой фирмой, они берут меня на прежнее место. Я уезжаю сегодня вечером, и с завтрашнего утра ты волен приступить к своим расследованиям. Желаю удачи.