Зверь

- Мне будто душу на кусочки разодрали, - после длительной паузы проговорила я, рвано вздохнув из-за очередной порции подступивших слёз. – Я его так любила. У меня ведь никого больше нет. А он… Как же так? Скажите мне, как же так? Как же можно собственных детей вышвыривать из дома, отрезать и выбрасывать как что-то ненужное? – меня медленно начало накрывать. Боль, что поселилась в груди, будто превратилась в воронку, которая теперь стремилась засосать меня в свою бездну.

- Не знаю. Люди – мрази, - нервно ответил Зверь. - От меня ты чего хочешь? Чтобы пожалел? Не будет этого, а знаешь почему? Потому что жалость делает нас слабыми, - Кирилл схватил меня за плечи, я даже во тьме видела, как горят его глаза. – Я сделал предложение твоем отцу, он выбрал то, что посчитал нужным. Ну и чёрт с ним. Тебе я тоже сделаю предложение, и ты можешь выбрать то, что ближе для тебя. Либо ты берешь себя сейчас в руки, вытираешь свои сопли, встаешь и идешь со мной, либо остаешься здесь, горюя и ожидая божьей милости.

Я смотрела на Кирилла, чуть приоткрыв рот. Мой мир разрушился и упал осколками к ногам, а он… Этот Зверь… Он требует, чтобы я утерла сопли. Да и я и так, только это и делала всю свою жизнь, потому что считала такое поведение правильным, потому что именно этому меня учил папа. И что в итоге? Ничего. Всегда говорил, что нельзя искать свет в том, в ком живет только тьма. А сам? Уже давно был поражен этой проклятой тьмой. И раз уж я разочаровалась в том, кого буквально боготворила, то зачем жить дальше?

- Я остаюсь здесь, - прошептала я, сбросив с себя руки Кирилла.

Кажется, мой ответ его поразил, причем не самым положительным образом. Зверь смотрел на меня так, будто ему со всей дури дали под дых. Неужели у этой машины существует уязвимое место?

- Ты сумасшедшая девка. Такая же сумасшедшая, как и твоя мать, - медленно проговорил Кирилл, неотрывно смотря мне прямо в глаза.

- Наверное, - задушено прошептала я и отползла назад, давно наплевав на то, что выпачкала всю свою одежду и себя саму… тоже испачкала. Испачкала, когда решила пожертвовать собой ради отца.

Кирилл резко поднялся и что-то прорычал. Я слышала то, как он тяжело дышит, будто снова борется с собой, будто сдерживает в себе некую страшную сущность. Но мне было всё равно. Боль выжгла все чувства. Мне просто хотелось остаться здесь в одиночестве и забыться в собственном горе.

Зверь размял шею и уже развернулся, чтобы уйти. Я не ждала от него никаких слов напоследок. Вообще уже ничего не ждала. Плевать на ту проклятую расписку, по которой меня продали как какую-то поддержанную машину. Плевать на всё. Кирилл отошел на несколько шагов, затем остановился и грязно выругался. Я сглотнула, а он уже развернулся ко мне, подошел и одним резким движением поставил на ноги.

- Если ты думаешь, что сможешь вот так просто помыкать мной, то нихрена у тебя не получится! – Зверь склонился надо мной так, чтобы наши глаза были на одном уровне.

- Ни о чем я не думала, - тон моего голоса прозвучал неуверенно.

- Всё будет именно так, как я скажу. Хватит. Уже однажды я отступился и ничего хорошего из этого не вышло, - Кирилла начало трясти будто в лихорадке.

- Я никуда с вами не пойду, - у меня перехватило дыхание от той жуткой близости, в которой мы оказались друг от друга.

- Похер, - буквально выплюнул Кирилл и схватив меня, закинул к себе на плечо. – Будто я тебя спрашивать буду.

- Отпустите! – я попыталась сопротивляться, только, а толку-то? Будто этому Зверю можно противиться.

- Только когда приедем домой. Можешь там хоть вечность горевать из-за придурка, который того не стоит, - Кирилл хохотнул, только этот хохот не был веселым. Что-то нервное, что-то совсем ненормальное, будто мужчина находился на каком-то надломе эмоций. – А здесь тебе нечего делать.

Моя голова раскалывалась из-за плача, из-за отравляющих мыслей и если честно, то у меня не осталось никаких сил, чтобы продолжить свой еще не начавшийся протест. Я просто апатично смотрела вниз, чувствуя, что на кончике носа снова собираются слёзы.

=10.

Я лежала в кровати, свернувшись калачиком и смотрела на то, как маленький паучок нахально плетет свою паутину прямо в углу окна. Солнечные лучи нещадно затопляли своим золотом пространство моей комнаты, будто имели полное право вторгаться в ту болезненную тьму, которой я сама себя добровольно окутала.

У меня уже дня три не получалось собрать себя воедино. Я ненавидела себя за эту проклятую слабость, ненавидела то, что не могу так же легко и просто отрезать от своей жизни тот период, в котором когда-то существовал отец. Он же сумел оставить меня в прошлом, а я всё никак не решалась поставить точку в этой проклятой семейной драме.