Зверь

Лишь раз мне удалось задать вопрос, ведь меня перебивали и игнорировали. Все дело в том, что в этом зале сидели одни мужчины. Было неприятно осознавать, что только меня здесь не считают журналистом.

Я помню истории Робин Херман9 – журналистки «Таймс»10. Она активно боролась за права журналисток в «мужской» среде обитания. Во время работы ей пришлось столкнуться со многими неприятными вещами в мужских раздевалках. Ее выгоняли, оскорбляли и грубили ей. Хоккеисты могли посмеиваться над ней и ее коллегами женщинами, могли дурачиться: специально выходили из душевой обнаженными, провоцируя, и делали странные непонятные вещи. Например, когда игрок одного клуба в присутствии журналисток сорвал полотенце с сокомандника.

Враждебное отношение к журналисткам в хоккее сохранилось, поэтому представительницы прекрасного пола редко шли работать журналистами в мужской вид спорта.

Пресс-конференция была окончена, и я отправилась на поиски моего Майка, он хорошо сыгрался с командой и внес вклад в первую победу «Дьяволов» в этом сезоне.

Сама не заметила, как вышла к арене. С десяток персонала «Скалы» убирали трибуны после матча. Одинокие стаканчики и обертки из-под еды валялись между рядами. В самом низу я заметила чьи-то широкие плечи. Это был Макс. Он сидел в первом ряду и смотрел на лед. Через два сиденья от него на полу лежали сто долларов одной купюрой. Я тихо подняла их и подошла к Зверю.

– Думаю, мы должны познакомиться, – сказала я, возникая прямо перед ним и загораживая Пауэллу обзор на ледовую арену.

Он долго смотрел на пояс моих свободных джинсов и заправленную в них объемную футболку. Очень медленно, даже лениво, голубые глаза поднялись выше, сталкиваясь с моими зелеными.

– Лучше не думай, – сказал он.

– Что?

Зверь встал, возвышаясь надо мной, и сунул руки в карманы спортивных штанов.

Мне пришлось вскинуть голову, чтобы смотреть на него. Я невольно вжала шею в плечи от столь сильного давления, которое оказывали на меня его габариты.

– Я друзей не ищу, – холодно бросил он.

До меня донесся чистый запах его кожи и мужского свежего геля для душа. Вместе со страхом неизведанного во мне вспыхнуло что-то еще – что-то вроде интереса. Каково дружить с Максом Пауэллом? Всегда ли он засранец или только каждый день?

– Я и не стремлюсь стать твоим другом, но если я буду часто с вами работать, то нужно быть знакомыми, – поспешила ответить я.

В прошлый раз его глаза были замутнены алкоголем, теперь они были ясны, как солнечное утро после грозового дождя. Я вздрогнула, чувствуя мурашки на коже.

Это холод от арены так влияет на меня или его взгляд?

– Кому нужно?

– Ты издеваешься? – не понимала я.

Он дернул подбородком, что, как я полагаю, означало «нет».

Черт возьми! Я хотела настучать по его большой и самодовольной голове. Какой же тяжелый человек передо мной стоял! Я ему не свадьбу предлагала, а просто познакомиться, потому что я профессионал и хочу со всеми игроками и дирекцией клуба выстроить адекватные, строгие, но теплые профессиональные отношения!

Пересилив то, что ядовитыми потоками заструилось в моей груди, я вытянула руку вперед:

– Меня зовут Перри.

– Как Перри-утконос11? – спросил он, заставляя меня одной фразой прийти в еще большее возмущение.

– Нет! – фыркнула я. – Знаешь, мне не нравится, когда со мной разговаривают в таком тоне.

– Тогда удачи, Перри-утконос, – бросил он и развернулся, чтобы уйти.

– Я не утконос! – выкрикнула я. – И, кстати, ты уронил сто баксов.

Он остановился, пошарил в карманах штанов, затем лениво взглянул на меня через плечо.

– Оставь себе, – ответил Зверь.

Ну уж нет!

Я резко подошла к нему и сунула руку в карман его штанов, случайно касаясь его бедра и… Даже думать не хочу, чего еще я могла там коснуться, определенно чего-то большого, как и он сам. Это было неловко, к моим щекам прилил жар.

Он обернулся и все с тем же безразличием в глазах наклонил голову, как бы задавая мне вопрос.

– В такие моменты нормальные люди говорят «спасибо», – напомнила я, маскируя за раздражительностью свою растерянность.

– Я не просил этого делать. Нормальные люди также не делают то, о чем их не просят.

– Это называется вежливостью!

На щеке Макса едва заметно дернулась мышца, как если бы я смогла хоть на секунду вывести его из себя.

– Если после этого ты требуешь благодарности, то к вежливости это не имеет никакого отношения, – сострил он.

Я была так зла, что начала дышать как самый настоящий буйвол, а Макс казался спокойным и непробиваемым как бетонная стена. Однако никто из нас не решался прервать зрительный контакт.

– Дай мне интервью, – дерзко потребовала я. С такими парнями как Пауэлл нужно общаться на их языке.

– Я все сказал на пресс-конференции, ты не записала и тебе нужно по два раза повторять?

– Мне нужно не такое интервью, – покачала головой я.

– А какое?

– Личное…

Пауэлл мгновенно ощетинился:

– Нет.

– Почему?

Он отошел от меня на шаг.

– Я не говорю о личном с журналистами. И, кстати, не выходи ко льду, одетая как типичная калифорнийская девчонка, – бросил напоследок Зверь и ушел, оставляя меня одну.