Зверь встал, возвышаясь надо мной, и сунул руки в карманы спортивных штанов.
Мне пришлось вскинуть голову, чтобы смотреть на него. Я невольно вжала шею в плечи от столь сильного давления, которое оказывали на меня его габариты.
– Я друзей не ищу, – холодно бросил он.
До меня донесся чистый запах его кожи и мужского свежего геля для душа. Вместе со страхом неизведанного во мне вспыхнуло что-то еще – что-то вроде интереса. Каково дружить с Максом Пауэллом? Всегда ли он засранец или только каждый день?
– Я и не стремлюсь стать твоим другом, но если я буду часто с вами работать, то нужно быть знакомыми, – поспешила ответить я.
В прошлый раз его глаза были замутнены алкоголем, теперь они были ясны, как солнечное утро после грозового дождя. Я вздрогнула, чувствуя мурашки на коже.
Это холод от арены так влияет на меня или его взгляд?
– Кому нужно?
– Ты издеваешься? – не понимала я.
Он дернул подбородком, что, как я полагаю, означало «нет».
Черт возьми! Я хотела настучать по его большой и самодовольной голове. Какой же тяжелый человек передо мной стоял! Я ему не свадьбу предлагала, а просто познакомиться, потому что я профессионал и хочу со всеми игроками и дирекцией клуба выстроить адекватные, строгие, но теплые профессиональные отношения!
Пересилив то, что ядовитыми потоками заструилось в моей груди, я вытянула руку вперед:
– Меня зовут Перри.
– Как Перри-утконос [11]? – спросил он, заставляя меня одной фразой прийти в еще большее возмущение.
– Нет! – фыркнула я. – Знаешь, мне не нравится, когда со мной разговаривают в таком тоне.
– Тогда удачи, Перри-утконос, – бросил он и развернулся, чтобы уйти.
– Я не утконос! – выкрикнула я. – И, кстати, ты уронил сто баксов.
Он остановился, пошарил в карманах штанов, затем лениво взглянул на меня через плечо.
– Оставь себе, – ответил Зверь.
Ну уж нет!
Я резко подошла к нему и сунула руку в карман его штанов, случайно касаясь его бедра и… Даже думать не хочу, чего еще я могла там коснуться, определенно чего-то большого, как и он сам. Это было неловко, к моим щекам прилил жар.
Он обернулся и все с тем же безразличием в глазах наклонил голову, как бы задавая мне вопрос.
– В такие моменты нормальные люди говорят «спасибо», – напомнила я, маскируя за раздражительностью свою растерянность.
– Я не просил этого делать. Нормальные люди также не делают то, о чем их не просят.
– Это называется вежливостью!
На щеке Макса едва заметно дернулась мышца, как если бы я смогла хоть на секунду вывести его из себя.
– Если после этого ты требуешь благодарности, то к вежливости это не имеет никакого отношения, – сострил он.
Я была так зла, что начала дышать как самый настоящий буйвол, а Макс казался спокойным и непробиваемым как бетонная стена. Однако никто из нас не решался прервать зрительный контакт.
– Дай мне интервью, – дерзко потребовала я. С такими парнями, как Пауэлл, нужно общаться на их языке.
– Я все сказал на пресс-конференции, ты не записала и тебе нужно по два раза повторять?
– Мне нужно не такое интервью, – покачала головой я.
– А какое?
– Личное…
Пауэлл мгновенно ощетинился:
– Нет.
– Почему?
Он отошел от меня на шаг.
– Я не говорю о личном с журналистами. И, кстати, не выходи ко льду, одетая как типичная калифорнийская девчонка, – бросил напоследок Зверь и ушел, оставляя меня одну.
Его фраза по поводу калифорнийской девчонки – это просто случайно брошенные слова или он все-таки знает, кто я?
Глава 6
Перри
Донна была хороша в роли ведущей спортивных новостей. Ее дикция заметно изменилась в лучшую сторону со времен колледжа. Подруга стала увереннее и раскованнее.
Когда-то я, Кирби и Лола думали, что Донна пойдет в какой-нибудь журнал о финансах или экономике. Она всегда была самой серьезной и в то же время зажатой из всех нас. Однако она решила пойти в спортивную журналистику, хотя так же, как и я, не интересовалась спортом.
Меня не привлекала спортивная журналистика до третьего курса. Я ведь родилась в Беверли-Хиллз у дивы американского кино – Линды Бейли. Мама мечтала, чтобы я пошла по ее стопам и стала актрисой, но меня не прельщало торчать по шестнадцать часов на съемочной площадке. Еще она хотела, чтобы я стала моделью, но, увы, я не вышла ростом, да и моя фигура была далека от модельных стандартов.
Она растила меня, окружая тем, что в ее понимании было «заботой», только бы я была красивой, как алая роза. Но стоило мне воспротивиться ей и выпустить шипы, она приходила в бешенство. Мама была недовольна мной. Я никогда не могла соответствовать ее представлениям об идеальной дочери.
Когда я заявила о журналистике, мама практически впала в кому, так она говорила. Единственная дочь решила примкнуть к лагерю желтушников, коими, по ее мнению, были все журналисты. «Будь хотя бы модным обозревателем», – говорила она. А я ослушалась и после третьего курса выбрала стажировку на телеканале Live Sports. Я хотела и вовсе свести ее с ума и стать военным корреспондентом где-нибудь в Йемене, но, к сожалению, я не настолько храбра, чтобы снимать репортажи под пулями.