Восемь месяцев назад, когда отца мальчишки привалило деревом, тётка по матери забрала к себе двух сестер Кобко, а сам парнишка попал в дом к брату отца. Сиротская доля редко бывает сладкой, а Кобо пришлось совсем уж тяжко. Сужар взвалил на доставшегося ему дармового работника столько обязанностей, сколько с лихвой бы хватило двум взрослым, и попрекал парнишку за каждую данную ему хлебную корку. Когда же слов для ругани начинало не хватать, дядя брался за вожжи и лупцевал Кобко почём зря. Особенно лют Сужар становился тогда, когда был выпивши, а поскольку пил он часто, спина Кобко не успевала даже толком зажить.
Сегодня же дядя, в который раз избив Кобко за смехотворную провинность, не удовлетворился результатом наказания и привязал племянника к столбу в сарае. Сам же отправился передохнуть и выпить хмельной браги, чтоб с новыми силами взяться за вожжи. Кобко сполна использовал данное ему время: сумев распутать узел верёвки, он потихоньку выскользнул из сарая, но уже во дворе столкнулся с вышедшим из дому Сужаром.
Крики и ругань дяди преследовали Кобко по всей деревне, затихнув лишь тогда, когда парнишка укрылся в лесу. Отдышавшись, Кобко осознал, что дороги обратно в деревню у него нет - за ослушание Сужар забьёт его до смерти.
Свежий, пахнущий подступающей грозою ветер прошелестел в кронах деревьев, взъерошил волосы лежащему на земле мальчишке, и Кобко тут же затрясся от болезненного озноба. В стремительно темнеющем лесу стало сыро и страшно, а запах крови должен был непременно привлечь на прогалину голодных хищников. Вот только парнишка, ещё раз представив себе перекошенное от злобы лицо дяди, лишь закусил нижнюю губу - голодный зверь убьёт быстро и не станет мучить свою добычу, в отличие от перепившего браги Сужара...
Едва Кобко подумал об этом, как к беспокойному шелесту трепещущей в кронах листвы добавился иной звук, и парнишка, приподняв голову на этот чужеродной шорох, встретился взглядом со стоящим перед ним волком. Крупный, с мощной грудною клеткой и роскошной белой шубою зверь смотрел на Кобко, чуть склонив набок лобастую голову, и казался скорее слегка удивлённым, чем кровожадным. По-человечески умный и чуть насмешливый взгляд зверя вкупе с необычной мастью живо напомнили Кобко сказку старой Мажены, и он ошеломленно выдохнул:
- Княжич?!!
Волк лениво, широко зевнул, показав Кобко длинные, острые клыки, и вновь посмотрел на парнишку. Теперь во взгляде зверя были хорошо заметны шаловливые огоньки - испуг Кобко его, похоже, позабавил. Тихо рыкнув, волк обошёл мальчишку сбоку и направился к краю прогалины. Остановившись под деревом, волкодлак вновь тихо рыкнул и совсем по-человечески мотнул головою, указав на петляющую между деревьями едва заметную тропу.
Кобко же, поняв, что ему дают знать, по какой дороге можно вернуться родные Паленцы, тяжело вздохнул.
- Нет мне теперь туда ходу, княжич. Дядька меня за побег на смерть забьёт. Я лучше здесь останусь...
Волкодлак, услышав слова паренька, вновь подошёл к нему и, ткнувшись носом в окровавленные лохмотья рубахи Кобко, зло заворчал, обнажив белоснежные клыки. Мальчишка же, решив по этим знакам, что пришёл его последний час, не стал молить зверя о пощаде, а низко склонив голову, прошептал:
- Твой лес, твоё право, княжич. Если виноват - убей. Только сразу...
Замерев на земле, Кобко, глотая нежданные слёзы, ждал, когда волчьи клыки вопьются ему в шею, разрывая жилы, но укуса так и не последовало.
Волкодлак ткнулся носом в мокрую от влаги щеку Кобко, а потом положил тяжёлую лапу на плечо парнишки - будто успокаивал...
Кобко хватились в Паленцах лишь на следующее утро. Вся деревня три дня разыскивала мальчишку по окрестным лесам, но он точно в воду канул. Единственная добыча сельских следопытов состояла из нескольких зацепившихся за колючки, клочков рубахи паренька, а вот ни его одёжи, ни тела, ни даже костей в чаще не сыскалось. О таинственной пропаже судили и так и эдак десять дней кряду, а потом в Паленцы пожаловал сам княжич со свитой.
По приказу Вириса, Сужара, набравшегося с самого утра, выволокли из хаты и, вменив ему в вину то, что он возводил поклёп на Важена Хмурого, отхлестали кнутом прямо посреди деревенской площади. Вирис сам считал полагающиеся Сужару удары, то и дело оглаживая устроившегося у его ног годовалого волка с шерстью необычного рыжеватого оттенка. Зверь настороженно косился на собравшихся сельчан и порою вздрагивал от резких ударов опускающегося на спину Сужара кнута, но как только по телу волка проходила дрожь, рука княжича тут же успокаивающе гладила его по голове.