Зверь бездны

«Умен, как бес, но зол ужасно», – так в нескольких словах Илья объяснил суть противоречивой натуры Натана.

– Добрые бесы, Илюша, – это ангелы.

– Вот что – не умничай в постели. И в гостях будь повежливей, без этих твоих закидонов. Я очень ему обязан. В свое время… А впрочем, не будем о грустном… Надо выбрать для него подарок, что-нибудь эдакое, но в тему.

– А какая у него тема?

– Ну, во-первых, он богач. Таких я всего штук пять знаю. Во-вторых, он обожает экзотику, и если гости ему нравятся, он даже собственноручно показывает карточные фокусы. В-третьих, он антиквар, цветолюб, короче, друг книги и природы, к тому же помешан на разных эмблемах и символах…

– Значит, масон.

– Еще одно слово и останешься дома рыбок кормить.

В тот раз Сашка одевалась дольше обычного. Она выбрала невинный сельский наряд: белоснежную кофточку с ручным кружевцем у ворота и на рукавах, безупречно сшитую юбку и босоножки из змеиной кожи, украшенные стразами.

Они заехали в пустынный, пахнущий пылью антикварный магазин и купили большую серебряную черепаху с глазами из полированного агата. Продавец уверял, что это благородное, баснословно дорогое пресмыкающееся ведет свое происхождение из коллекции самого принца Пу-И. Если опустить в его широко раскрытую пасть небольшой предмет, колечко или шарик, то, немного позвякав в пустотелом чреве, предмет исчезал навсегда. Это была хитроумная игрушка-головоломка.

Через час они покинули бурую от выхлопов Кольцевую, немного проехали по расплавленному блестящему на солнце шоссе и свернули в сосновый бор.

– Давай купим спортивный самолет, – предложил Илья. – Вот-вот выйдет разрешающий закон…

Сашка представила простор неба и расстеленный, точно скатерть самобранка, пестрый подмосковный пейзаж.

– Давай лучше заведем воздушный шар и будем флотировать по воздуху…

Всякий раз, посещая родину, Натан останавливался в своем загородном особняке. Особой достопримечательностью этого поместья был старинный парк, по слухам переходящий в глухой лес, и роскошные цветники, набросанные кистью сумасшедшего живописца.

На тщательно выбритой полянке официанты сервировали круглые столики. В кустах акации, по традиции садовых вечеринок, прятался небольшой джазовый оркестр. Все было обыденно и достаточно безвкусно.

Немногим более примечательна была наружность именинника. Он был большеголовый, длиннорукий и немного сутулился при ходьбе, что, однако, не мешало ему в отдельные минуты выглядеть обольстительным красавцем. Странное увечье Натана не бросалось в глаза: правый глаз у него был светлее левого, а левая ладонь крупнее правой.

Все, кто с легким испугом успевал заметить эту какофонию, принимали ее за признак мистически одаренной натуры. Но не многие знают, что даже импозантный, но асимметричный Воланд у Булгакова в «Мастере и Маргарите» описан точь-в-точь по учению древних евреев, где его бесовское величество помечено сухорукостью и разноглазием. Вслед за своим литературным патроном Натан Гурецкий напоминал иностранца-южанина. Смоляные кудри, небрежно зачесанные назад, обрамляли высокий лоб и узкое лицо. Выпуклые глаза в сети тонких морщин были старше своего хозяина на несколько столетий. Утомленный и помятый он был немного чужим на собственном празднике. О предстоящем торжестве напоминала только белая рубашка навыпуск, низко расстегнутая на груди.

Натан галантно поцеловал Сашкину руку и дружески помял за плечи Илью. По тропинке, посыпанной красным песком, навстречу гостям шла высокая женщина, гибкая, как танцовщица. Вскинув точеный подбородок, она явно наслаждалась своим сходством с египетской царицей, супругой Царя Солнце. Она небрежно подала руку Илье и по-женски насмешливо оглядела Сашку.

– Вирджиния, – представилась она, показав крупные фарфоровые зубы.

– Вирго – моя помощница, парапсихолог, знаете, теперь модно, – словно извиняясь, пробормотал Натан.

У кованых ворот затормозил темно-вишневый «ягуар». Из него выпрыгнул популярнейший шоумен Отари Кушмария, как всегда лохматый, словно только что имел объяснение с метрдотелем. Записные остряки перекрестили его в Кошмарию, хотя прозвище Куш подходило ему не меньше. Со стороны казалось, что он находится в постоянной погоне. В последнее время у него даже появилась новая физиологическая особенность. Его темные глаза с размытым зрачком неприлично бегали, суетились вразнобой, как пара запертых крыс. Ввиду такой напряженной погони, времени освежить лицо и подмышки у него не оставалось. Он был знаменит тем, что с яростью росомахи бросался на любой мелькнувший перед его носом денежный кусок, не стесняясь вести собачьи вечеринки, вакхические оргии на тропических островах и в столичных саунах.

– Отари, мальчик мой! Наивное дитя порока, заклеванное праведниками! – Натан насмешливо огладил шевелюру Отари.

– Но-но, сыном погибели меня еще никто не называл.

– Я слышал, ты сменил амплуа и теперь ведешь именины мопсов и бультерьеров.

– Ну так что? Вел и буду вести. Мне все равно, чем пахнут ваши денежки: кровью, псиной или сырой нефтью. В тот блаженный момент, когда я беру их в руки, это уже не важно.