Зверь из бездны

– Положите саквояж, а ребенка осторожно возьмите.

– И на это согласен. Я для вас на все готов, хотя вы моей любви не цените и брезгуете…

– Это неправда, Ермил.

– А вот поглядим, как оно выйдет!.. Все скоро обнаружится, барышня…

Инстинкт самосохранения делает женщину в минуты опасности удивительно находчивой и решительной. Вероника думала со скоростью света, в мгновение отвечая на сотни рождавшихся вопросов, связанных с грозившей опасностью.

– Идите!.. Мне нужно немножко оправиться…

– Понимаем. Можете! Дело обнакнавенное, не стесняйтесь!

Отстала, спряталась в кустах и торопливо приготовила браунинг. Он такой миниатюрный, что его можно засунуть в расстегнутую перчатку. Надо еще заставить Ермишку нести ребенка. Мешает длиннополое непромокаемое пальто. Сняла его, понесла на руке. Прошла несколько шагов и очутилась около Ермишки: стоит – ждет. Испугался, не убежала бы. «Тут!.. Никуда не убежишь. Догоню, сшибу с ног и покрою». Остыл ли пыл похотливости или заметил Ермишка, что княгиня догадалась преждевременно о его планах, – только он сделался вдруг снова ласковым и угодливым.

– Я все болтаю разное языком, а вы, княгиня, обижаетесь… Вы это напрасно. Я человек сознательный, а только слабоду слов люблю… Долго мы молчали, конечно, вот оно… давайте чемоданчик-то! Что вам ручки свои утруждать?

– Несите!

Долго шли молча, Ермишка впереди. Вышли из леса на горное плоскогорье, поросшее травой и мелким дубняком. Отроги каменных глыб ползли от вершин, и местами дорожка вилась под скалами. Вот тут и была «овечья пещера», намеченная Ермишкой для выполнения своей гнусности. Точно подземелье замка со сводчатым куполообразным потолком. Игра природы, в течение десятилетий служащая стадам пасомых на горах овец местом ночлега и убежищем от дождей и непогоды. Толстый пласт перегнившего овечьего навоза, плотный, как каменная плита, излучал теплоту, и в пещере было – как в истопленной комнате. В пещеру вела природная дверь: выпавшая глыба каменной породы. Другое отверстие, поменьше, узкое, как готическое окно, зияло на высоте, пропуская в темноту пещеры синь и блеск небес.

– Ну, милая, дальше не пойдем. Ночевать будем, – заявил Ермишка, остановившись около пещеры. – Тут как дома. Тепло, как на печи в бане… Идите!

В этом «идите» была уже не просьба или предложение, а слышалось приказание.

– Там темно и грязно, – сказала Вероника, заглянув в зияющее черной бездной отверстие пещеры, сказала наивно, не подавая виду, что поняла смысл этого приказательного тона.

– Там видно будет… Я костер запалю.

Не пойти? – значит раскрыть свои карты и вступить в открытую борьбу с этим зверем. Разве его победишь в открытой борьбе? Первое неудачное движение, жест с револьвером – и она очутится на полу. Спасти может только хитрость… Только одна хитрость! Вероника стала вести себя совсем «барышней»:

– Знаешь, голубчик, я боюсь туда лезть. А вдруг там кто-нибудь…

– Нет там никого! Как в собственном дому… Ермишка зажег спичку и посветил в пещеру.

– Берите ребенка и лезьте!

Что ж делать? Господи, научи, что делать? Убить его сейчас? А вдруг все это просто словесная пошлость и пьяненькое нахальство влюбленного и озлобленного темного маленького человека?

– Сначала там зажги костер… Я боюсь.

– Ху, ты, Боже мой, привыкли при електричестве!.. Берите ребенка, а то брошу!..

Вероника приняла тычком поданного ребенка. Ермишка собрал сушняка, долго не мог разжечь его и ругался. Расшевырял корзинку с провизией, там было много газетной бумаги, потом поломал и самую корзинку: она из тонкой и смолистой щепы. Запылал в пещере огонь, тени запрыгали по откосам стен, красноватые отблески заиграли под потолком, где красиво свешивались сталактитовые сосульки. Потом потолок исчез в дыму, который полз в верхнее отверстие, оставляя пещеру на высоту аршин двух чистой, недымной.

– Пожалуйте, мамзель! Прошу к нашему шалашу! Сейчас и чайник скипятим, вода под боком. Одним словом – будем жить-поживать, друг дружку пожимать!..

Ермишка вылез из пещеры:

– Ну влезайте! Ну чего тут еще…

И опять в тоне Ермишки – нетерпение и приказание. Вероника все уже успела взвесить, все опасности и все возможности защиты, – она продолжала выдерживать тон ничего не понимающей барышни, все еще не теряя надежды, что она ошибается в оценке этого приказательного тона. Склонилась и едва протискалась между обвалившейся глыбой и скалой пещеры. И тут окончательно поняла, что никакой надежды не остается: когда она, нагнувшись, тискалась в входное отверстие пещеры, Ермишка, помогая пролезть, позволил себе такое дерзкое касание, что никаких сомнений уже не осталось:

– Эх! – простонал с надрывом Ермишка.

Вероника победила и гнев, и оскорбление, и ужас от этой мерзкой выходки. Она ласково, со смешком, сказала, обернувшись:

– Ты осторожнее! Больно ведь так…

– А когда поручики, так ничего?