Артем медленно охренел: чего тут только не было! И знаменитая «рамочка» – лучшая советская серия фантастико-приключенческой литературы. И полузапрещенные Пастернаки-Есенины-Ахматовы с примкнувшим к ним Высоцким в виде его единственного опубликованного в Советском Союзе стихотворного сборника «Нерв». И «Архипелаг ГУЛАГ» опального Солженицына. И даже Библия в старинном синодальном издании.
Казарин потряс головой, решительно отгоняя почти непреодолимое желание запустить руку в карман куртки, где у него лежала зарплата за последний месяц. Все же сегодня он пришел сюда не за этим.
– Слушай, Кадык, а ты можешь мне достать книги…
Слово «доставать» прочно вошло в лексикон советских граждан. Доставать приходилось все: колбасу, мягкую мебель и, конечно же, книги. Артем неожиданно улыбнулся, вспомнив, что в далеком детстве он, услышав, что есть такой писатель – Достоевский, сразу подумал, что его фамилия образована от слова «доставать».
– Про что – «про это»? – удивился обладатель огромного кадыка, вернув Артема в сегодняшний день.
– Ну,
– Так бы сразу и сказал, – буркнул неразговорчивый Кадык и вытащил из-за самой дальней груды ящиков грязный пакет с полуистертой рекламой «Летайте самолетами «Аэрофлота».
Через мгновение оттуда были извлечены несколько иностранных журналов с полуголыми девицами на ярких обложках, «Декамерон» Боккаччо и «120 дней Содома» за авторством какого-то там маркиза, о котором Артем слышал впервые в жизни. Последней была вынута на свет сам-издатовская книжица, переплетенная в серый коленкор, с загадочной надписью «Эммануэль», сделанной шариковой ручкой.
Казарин помялся и пояснил, что это не совсем то, что ему нужно, промямлив что-то о медицинской стороне вопроса.
– А, фрейдов всяких душа запросила? – проворчал Кадык, сгребая свои сокровища в кучу и рассовывая по разным укромным местам. – Это тебе к Академику. Он у нас фрейдист. А я нормальный советский человек, член КПСС с тридцать седьмого года, а не извращенец какой-нибудь, чтобы всякими классово чуждыми фрейдами торговать! Вон он стоит. Он тебе все найдет. Хоть обчитайся!
Артем с Кадыком как раз вышли из павильона, и Казарин зашагал по направлению к указанному Кадыком гражданину. Сваливая с успешно реализованного шпионского задания, Артем, вопреки кодексу настоящего разведчика, обернулся назад и увидел, как Кадык шустро свернул торговлю и, взбрыкивая от нетерпения, потрусил к близлежащему пивному ларьку. Очевидно, он решил сбить неприятный осадок от общения с таким никчемным покупателем, как Казарин, пластмассовым вкусом жигулевского пивка, которое наглые красномордые торговки сплошь и рядом разбавляли сырой водой с добавлением стирального порошка «Минутка», чтоб была пена.
Старичок, на которого указал Казарину Кадык, гордо носил блестящее старорежимное пенсне, профессорскую бородку и облезлую шапку-пирожок. На ногах его, несмотря на осеннюю слякоть, красовались громадные валенки со сверкающими калошами. Интеллигентный вид слегка портил лишь значок «Мастеру свиноводства» с гордым призывом «Догоним и перегоним США!», нацепленный на видавшее виды пальто, очевидно, для отвода глаз. Перед старичком на промокшем куске картона также лежала кое-какая немудрящая печатная продукция – Артем разглядел «Молодую гвардию» и еще что-то столь же легальное и даже верноподданническое. Видимо, тоже для отвода глаз. Ясно было, что все запретные плоды из своего райского садика Академик прячет в не менее укромном месте, чем его кадыкастый коллега.
– Что вас интересует, молодой человек? – спросил Академик с бесподобным дореволюционным прононсом.
Перед этим человеком неудобно было пользоваться неприличными жестами, и Казарин, набравшись храбрости, ответствовал:
– Меня интересует половой вопрос…
Академик смерил Артема внимательным взглядом.
– Нынче, батенька, он много кого интересует. За удовлетворением оного интереса позвольте отослать вас к господину Кадыку. Извольте испросить у него весьма популярное ныне творение под названием «Эммануэль»[20]
. Быть может, оно придется вам по нраву. Я же решительно не могу понять, что люди находят в этой низкопробной книжонке. По-моему, серость остается серостью, будь у нее хоть пятьдесят, хоть пятьсот оттенков…– Вы не поняли, – терпеливо пояснил Артем. – Меня интересует исключительно научная сторона данного вопроса.
Академик оживился, на его впалых скулах проступил яркий чахоточный румянец.
– Никак не ожидал обнаружить в таком молодом человеке чисто научного интереса к данной проблеме. Молодым свойственно интересоваться скорее ее практической стороной. Это нам, старикам, осталось сомнительное удовольствие развлекать себя теориями. А у вас, позвольте поинтересоваться, профессиональный или личный интерес?