Зверь из бездны

Станислав Лешко полагал, что знает ответ на последний вопрос. Лео Грег был болен. Возможно, под влиянием мертвой зоны на Серебристом Лебеде у него начал развиваться какой-нибудь бредовой вариант параноидного синдрома. Лео мог вбить себе в голову, что его преследуют, — и принял ответные меры. Скрылся. Пропал…

Местные «полы», разумеется, не упустили из виду подобное предположение, тем более, что Лешко, еще будучи на Серебристом Лебеде, поделился с ними своими опасениями. За те восемь дней, что прошли после исчезновения офицера Унипола, были проверены все муниципальные, служебные и частные летательные аппараты, зарегистрированные в окружных полицейских управлениях планеты Альбатрос. Судя по показаниям курсографов, ни один аппарат (кроме тех десяти: четырех утром и шести вечером) не совершал полетов в окрестностях Озерного двадцать третьего июня по местной хроношкале…

Покинув Серебристый Лебедь и прибыв в штаб-квартиру Унипола на Соколиной, Станислав Лешко тщательно ознакомился с результатами работы альбатросских коллег. Траление они применили самое широкое, но сеть пока оставалась пустой: офицер Леонардо Грег не оставил никаких следов.

Вернее, следы-то он оставил, хмуро подумал Лешко (они уже выбрались на дорогу и до городка было рукой подать). Следы у кромки обрыва, под сломанной веткой сосны. (Пытался ухватиться за нее, падая с обрыва? Но ведь не падал же он с обрыва, не падал!) Экспертиза показала, что это последние следы Леонардо Грега. Последние следы на земле.

Были, конечно, кое-какие зацепки, но слишком уж неуверенные зацепки, слишком сомнительные… хотя ими ни в коем случае не следовало пренебрегать. Одна зацепка: стереть нежелательные по каким-либо причинам записи в курсографе летательного аппарата — дело крайне сложное, но все-таки не совсем безнадежное. И если на Альбатросе найдутся летательные аппараты с лакунами, стертыми записями, — ими, безусловно, надо будет заняться. Тут альбатросским коллегам ничего подсказывать не пришлось; они и сами сразу учли эту зацепку.

Вторая зацепка. Местными «полами» были обследованы все зарегистрированные средства передвижения по воздуху. Зарегистрированные. Альбатрос — большая планета, на ней хватает обширных горных массивов и дремучих лесов, не обжитых человеком. Слишком велика территория — и слишком, по сравнению с бескрайними просторами, малочисленно население. Лешко знал, что по плотности населения Альбатрос идет где-то в конце второго десятка. Из тридцати семи обитаемых миров. Возможно, где-нибудь в лесных дебрях или среди нагромождения гор и ущелий скрывались какие-то неизвестные полиции летательные аппараты…

Лешко выплюнул вконец измочаленную сосновую иголку и осторожно покосился на идущего рядом мрачного Иржи Грега. Тот, опустив голову, монотонно переставлял ноги и, судя по его отрешенному виду, делал это совершенно автоматически.

Зацепки были очень неубедительными.

И в то же время Леонардо Грег, несомненно, находился на Альбатросе. Ни в одном нуль-порте Ассоциации, включая и Альбатрос, не было зарегистрировано его перемещение с планеты на планету. Да и не мог он покинуть Альбатрос без документов — а его служебная карточка осталась лежать на столе в одной из комнат родительского дома. Искать нужно было здесь, на Альбатросе. И только здесь. Даже если под воздействием мертвой зоны Серебристого Лебедя Леонардо Грег обрел способность летать, он не мог никуда улететь с Альбатроса — единственного спутника здешнего солнца.

Оставался еще один, самый последний вариант; вернее, не вариант даже, а так, чисто умозрительное фантастическое предположение, которое никогда, ни при каких обстоятельствах не может перейти в разряд реальности.

«Я хотел бы живым вернуться в Преддверие и попытаться вытащить Славию», — сказал не так давно Леонардо Грег в гостиничном номере серого приморского города Илиона на печальной планете Серебристый Лебедь.

Они долго говорили тогда, а потом Грег притащил какой-то весьма крепкий местный напиток, и они пили, почти не закусывая, хотя на столе было достаточно еды. Они пили за отпуск Грега, за удачу во всех делах, за разгадку тайны Серебристого Лебедя… за все хорошее… опять, как когда-то, поминали Славию… Кажется, на связь выходил Патрис Бохарт и с веселым удивлением смотрел на них. Впрочем, никакого загула не было, а был не очень радостный разговор и совсем нерадостное молчание, и хмель не разбирал так, как просто полагалось ему разбирать, хотя Грег сходил еще за одной бутылкой горячительного, обязанного наполнять души и сердца весельем и всеохватывающей безграничной любовью ко всему сущему. Он, Станислав Лешко, желая подбодрить друга и напарника, принялся декламировать запомнившиеся когда-то строки чуть ли не добиблейского поэта: «К чему раздумьем сердце мрачить, друзья? Предотвратим ли думой грядущее? Вино — из всех лекарств лекарство против унынья. Напьемся ж пьяны!»