«Никогда еще огонь не причинял Риму такого страшного, ужасного вреда. Пожар начался в части цирка, смежной с Палатинским и Целийским холмами. Огонь внезапно распространился по лавкам, наполненным легко воспламеняющимися товарами, и, раздуваемый ветром, с яростью охватил весь цирк. Не было там ни дома, огражденного забором, ни храма, окруженного стенами, никакого другого препятствия. Быстро распространяясь, пламя охватило сначала всю площадь, поднялось на вершину холма, снова спустилось с него. Помощь была невозможна, как по причине слишком скорого распространения огня, так и потому, что искривленные во все стороны тесные улицы и огромные здания препятствовали движению в древнем Риме. К тому же вопли испуганных женщин, толпы дряхлых стариков и бессильных детей, растерявшиеся жители наполняли и стесняли все; кто думал о себе, кто о других; одни выносили или дожидались больных; другие стояли неподвижно, третьи суетились: не было возможности распоряжаться. Иной оглядывался назад, а между тем пламя охватило его спереди и сбоку; иной бежал в соседнюю часть города — но пламя было уже там; некоторые думали, что они уже далеко, и также попадались. Наконец, не зная, куда скрыться, куда бежать, они наполняют улицы, покрывают поля; одни, потеряв все достояние, не имея даже дневного пропитания, бросаются в огонь; другие, несмотря на то, что могут спастись, погибают из любви к ближним, которых не могли выручить из огня. Никто даже не смел защищаться от пламени, со всех сторон грозные голоса запрещали тушить пожар, некоторые явно бросали на дома зажженные факелы, крича, что это им приказано, может быть для того, чтобы им удобнее было грабить, а может и в самом деле по приказанию»{1}
.Когда вспыхнул пожар, Нерон находился в Анциуме. Он возвратился в столицу только к моменту, когда огонь приблизился уже к его резиденции (Domus Transitoria). Невозможно было спасти хоть что-нибудь из пламени. Императорские дворцы на Палатине и под Палатином, в том числе и Domus Transitoria, со всеми службами, прилегающий квартал, — все было поглощено огнем. Опоздание это не понравилось. Нашли, что Нерон не особенно стремится спасать свои угодья, и это заронило в смущенное общество семя подозрений, которыми воспользовались политические враги Цезаря, чтобы раздуть их в злую молву, весьма опасную для Нерона. Величественный ужас зрелища привел Нерона в пиитический восторг. И вот — сложился рассказ, будто он любовался пожаром с высокой башни в Меценатовых садах и, в театральном костюме Апполона Кифарэда, с венком на голове, с лирой в руках, воспевал, трогательным складом античной элегии, такую же огненную смерть великого города — гибель и плен священного Илиона. А затем загудел по Риму слух еще более отвратительный: будто Рим и горел-то оттого, что Цезарю угодно было полюбоваться грандиозным пожаром и — то ли приказал, то ли его клевреты сами вздумали угостить его величество таким редкостным сюрпризом, но Рим был подожжен несомненно Цезарю в угоду и к его совершенному удовольствию.
Насколько справедлива эта легенда, опять-таки — девятнадцативековой спор между учеными разных эпох и народов. В настоящее время большинство исследователей склонно считать ее за миф.