Зверь из бездны том IV (Книга четвёртая: погасшие легенды)

Такой искрой явилось возвращение в Галлию (67 год) из римской побывки Юлия Виндекса, лионского (Шиллер) пропретора, из сенаторской фамилии, но галла по происхождению, потомка древних аквитанских царей. (Шиллер, впрочем, в этом царственном происхождении его сомневается, считает это показание прикрасой позднейших веков.) Мы очень мало знаем об этом человеке, и уже древние знали о нем немного. Уже Флавий Вописек (III веке) жаловался на то, что Светоний дал слишком мало подробностей о Юлии Виндексе. Принято думать, что Виндекс дал знак к восстанию после того, как был в Риме свидетелем Нероновых безобразий, в особенности, чудовищных трат по приему Тиридата. В этом предположении нет ничего невозможного, тем более, что личность Юлия Виндекса освещена в немногих эпизодах, нам известных, неизменным светом благородного политического идеализма, чуждого своекорыстных целей. (Нерон назначил премию за голову Виндекса. Последний объявил, что тому, кто принесет ему голову Нерона, он готов отдать свою собственную.) Равным образом, — характерная особенность: движение галлов, давшее сигнал к общему движению западных провинций и Африки, не было сепаратическим. Вопреки мнению Сиверса и Германа Шиллера, борьба шла не за отделение галльских провинций от Рима в самостоятельное бытие, а за право участия провинций в судьбах Рима, за право их голоса в руководстве государственным кораблем и, главное, в избрании кормчего для корабля этого — конституционного монарха. В своей речи к повстанцам Виндекс прежде всего предложил принести клятву, что целью их будет польза сената и народа римского. О независимости Галлии он не произнес ни слова (Fustel de Coulanges) и все дело сводил лишь к необходимости отделаться от Нерона и заменить это чудовище разврата почтенным Гальбой: римлянина порочного — римлянином добродетельным. Только и всего. «Падению Юлио-Клавдианской династии, — говорит Момсен, — положил начало кельтийский рыцарь посредством кельтийского восстания, но это вовсе не было попыткой низвергнуть чужеземное иго, как при Верцингеториксе или даже Сакровире (21 год хр. эры), целью движения было не устранение, а только переустройство (Umgestaltung) римского правительства. То обстоятельство, что вождь восстания указал в своей родословной на происхождение от побочного сына Цезаря как на свидетельство своего благородного происхождения, — выразительно свидетельствует о смешанном характере движения — полунациональном, полуримском». Когда же движение переползло в другие части империи, то и тут ни одна из провинций не попыталась найти себе короля или царя, но у каждой провинции оказался свой кандидат на сан римского императора. Юлий Виндекс , от лица южной Галлии, провозглашает императором Гальбу, наместника Испании; Гальбу поддерживают и испанцы, но Италия и Африка выставляют ему соперника в виде лузитанского наместника Отона. Северные галлы и германцы выдвигают Вителлия; тогда как Иллирия и весь восток провозглашают Веспасиана. Тацит справедливо замечает, что смуты, сопровождающие падение последнего Юлия-Клавдия, открыли миру секрет империи, что принцепса можно выбрать и вне Рима (Evulgato imperii arcano posse principem alibi quam Romae fieri). Тридцать лет спустя, избрание на императорский престол критянина Нервы, с наследником-испанцем в лице усыновленного Траяна, обнаружило другой секрет: что для того, чтобы управлять миром, не надо быть даже и итальянцем (Амедей Тьерри). Открыть эти секреты значило открыть путь к превращению империи в международную договорную федерацию, к которой она и устремилась двести лет спустя, в III веке. А пока — кандидата в государи провинции выбирали, как теперь они выбирают депутата в парламент: кто обещает погасить большее количество наличных местных зол и осуществить большее количество чаемых населением правовых благ. Все ставили избранным своим государям условия новых прав и иммунитетов, которые конечный победитель в смуте этой, Веспасиан, имел благоразумие по большей части исполнить. Таким образом, дрались за гражданские права и расширение автономии, а вовсе не за сепаратизм, для которого ни в Галлии, ни в Германии не было материала, как то доказало несколько позднейшее неудачное восстание Цивилиса, — восстание германцев с римскими именами (Юлий Клавдий Цивилис) и под флагами то одной, то другой стороны римского внутреннего междоусобия. Галло-германской империи Цивилису, если он и мечтал о ней, не удалось основать, несмотря на свои таланты и победы, на слабость противодействия, на имперскую смуту. Но расширения прав батавы, — национальное зерно восстания, — отвоевали себе, несмотря на распад революции и несомненный поворот конечного успеха в сторону римлян. Союзники Цивилиса, отступая от его дела, высказали мнение, которое можно принять, как общую форму тогдашних окраинных бунтов: «Это (союз с Римом на льготных условиях и правовом договоре) очень близко к свободе, и если уж надо иметь над собой господ, то почетнее нести власть римских государей, чем германских женщин»: намек на роль, которую играли в восстании жрицы национального культа и, во главе их, прославленная Веледа. Восстание было сильно, покуда руководители его притворялись, будто они только проводят к сану императора почтенного человека, Веспасиана, и рухнуло, как скоро эта цель была достигнута. «Одно племя не может сокрушить рабские оковы целого мира... Если батавы вели войну за Веспасиана, то Веспасиан уже стоит во главе империи; если же они делают оружием вызов римскому народу, то какую часть рода человеческого составляют батавы?».