С этой минуты баба стала ласково останавливать свой взор на путешествующем и вздыхать, подпирая грудь обеими руками.
— Женатый ты, что ли?
— Вдовый же!..
— И ты вдовый? — радостно спросила бабенка, и в глазах ее сверкнула теплая симпатия к герою.
— Померла?
— Вроде этого…
И пока мужики обсуждали свои дела в шумной, бестолковой, похожей на карканье стаи ворон беседе, баба стояла в полутемном углу с героем и тихо и ласково о чем-то разговаривала с ним…
О чем? Бог их знает. Но казалось, что они давно уже знают друг друга, и теперь, внезапно встретившись после долгой разлуки, не могут наговориться друг с другом… Ворковал сиплый тенорок, вздыхала смазливая баба, а мужики кричали о душах и об земле…
— Где ты спишь-то?
— В чулане…
— Морозит нынче.
— Холодно. Чего и говорить!..
— Не знаю, где мне ложиться…
— Ближе к печке ложись… Теплее!..
— И к тебе поближе… Вон от тебя какой жар идет: не хуже печки!..
— Такая ли я была!.. Теперь и половины не осталось…
И опять глубокий вздох…
— Чаю-то еще выпьешь?
— Пожалуй…
Крутил ветер в поле, выл, как голодный волк, под крышами, и, как дым, кружилась в воздухе снежная пыль, засыпая спящее Вавилово сугробами…
Стихло в избе. Помолясь Богу, разбрелись люди спать: кто на печь, кто на полати, кто на конник. В тяжелом дыхании и в разноголосом храпе суетливо стучали маятником маленькие часы на дощатой стенке. Тараканы шуршали на картинах и за печью. С крытого сплошным настилом и соломой темного двора доносилось мелодичное побрякивание бубенчиков. Где-то брехала одинокая собака. Ночь успокоила уставших, и потонули в ее безучастном течении все обиды людские… Слабо мерцал во мраке снеговой отсвет в двух забитых снегом окошечках и, когда налетал порыв снежной метели, — то казалось, что белые голуби бьются за окнами, трепыхая крыльями…
Никто не прислушивался к молчанию ночи… А если бы кто-нибудь затаил дыхание и вслушался в это молчание, то среди тяжелого дыхания, сонных молитв и похрапывания он уловил бы, кроме суетливого постукивания часиков на стене, еще затаенный шепот за стеной…
— Милый, милый!.. Уж как я тебя жалею!..
Воет ветер, бьет метель в окошко, и словно кто-то осторожно плачет на полу в чулане…
Под крышей избы пропел и захлопал жесткими крыльями петух. Кто-то глухо заговорил вдруг у ворот и под окнами. Стряхнулась и фыркнула лошадь…
— Эх, ты… Никак проезжающие…
— Ах, ты, Боже мой милостивый! — прошептал путешествующий и, выйдя из чулана, сладко потянулся и поглядел в окно.
Словно страшное что-то увидел он там спросонья: метнулся к бабе, что-то прошептал ей и, захватив шинель, фуражку и подожок с лаптями, опрометью выбежал в сени…
Кто-то сердито стучал в окно и в ворота…
Завозились люди на печке и на полатях. Кто-то покашлял и слез с печи.
— Аксинья!..
— Слышу…
Мигнул огонек спички, загорелся грязный фонарь и поплыл в темноте к двери… А под окном и у ворот тихо переговаривались люди, и кто-то стучал в звонкие смолистые доски запертых ворот.
— Кто там? — слышен со двора звонкий голос Аксиньи.
— Охотники! Отворяй скорее!
— Сейчас…
Распахнулась дверь, и в белых облаках закрутившегося под порогом пара блеснули светлые пуговицы…
— Зажигай огонь!..
— Сею минутою…
— Где хозяин?
— На чистой половине.
— Сотский!
— Здесь!
— Двоих оставь у ворот, третьего — с прогара[261]
, двоих — на зады!— Слышу…
— А сам вернись и останься в сенях. Никого не выпускай из избы!
— Можно!
Загорелась на стенке лампа, и желтоватый свет разогнал мрак ночи по углам…
Кто-то слез с печи, пошел к двери.
— Нельзя!.. Чтобы никто не смел выходить!
— Лошадку бы надо напоить, ваше благородие!
— Успеется!.. Паспорт есть? Иди к свету! Ближе!
— Мы с обозом… На чугунку… Нас трое…
Проснулись люди, выглядывали из темных углов, с полатей и пугливо прятали взлохмаченные головы…
— Вылезай! Эй, ты! На полатях!.. Чего прячешься?
— Нашто прятаться…
Начался подробный осмотр и допрос ночлежников.
— Все?
— Все, ваше благородие!
— Смотри: за укрывательство преступника сам сгинешь в тюрьме!
— Что нам, г. урядник, укрывать их?!
— Кого ищут-то? — шепотом спрашивает чей-то испуганный голос.
— Преступника…
«А где у нас этот: сумнительный-то человечек? Не видать его что-то…» — молча думали мужики, озирая избу.
Зашептались, тихо заговорили между собою…
— Предупреждаю: преступник важный, от смерти убежал… За укрывательство в Сибири сгноят!..
— Я по следу двое суток ехал… Должен быть здесь, в Вавилове!.. Смотрите, — дело серьезное…
Все смолкли. Слышно было, как билась в окно метель, как выл под крышей ветер и как суетливо постукивали часы на стенке…
Водолей[*]
…Я — человек северный — юга вашего не люблю. У вас ни зимы, ни весны нет. У вас — вместо зимы дожди, ветра да слякоть, а весна прямо с лета начинается. Самого красивого-то в природе — борьбы двух извечных начал — и нет!