Зверь из Жеводана

Я уже говорил, что мои предки тоже были гугенотами, а некоторые члены нашего многочисленного семейства оставались ими вплоть до Великой Революции. В ту осень в Сен-Прива-дю-Фо Бог весть откуда прибыл дядя моего отца всеете с двумя сыновьями, то есть отцовыми кузенами. Жили они в Виваре, и по какой причине колесили по дорогам Жеводана, я не знаю, но, как водится, начались долгие разговоры у очага за кувшином доброго винца. Вот отцовы родичи и напомнили нам о кровавых подвигах драгун и молодых волонтеров-католиков, посланных во времена царствования Людовика XIV на подавление мятежа, поднятого гугенотами Севенн. Эти «миссионеры в сапогах», как их прозывали в народе, иногда проявляли чудовищную жестокость. Они грабили, жгли, насиловали и убивали. Дядя говорил, что в Жеводане было много таких мест, где каждый дом, взятый когда-то посланцами короля и католической церкви приступом, взывал к отмщению. Однако и наши родичи-гугеноты были вынуждены признать, что невозможно было бы найти лучшее применение драгунам (коих они называли «проклятым отродьем»), чем заставить их преследовать и травить Зверя. Правда, с той оговоркой, что драгуны не натворят столько же бед, как и само чудовище. Один из кузенов отца, по имени Гранжен, пожалуй, лишь назывался гугенотом, но на самом деле им не был. Он называл себя «философом», «вольнодумцем», а я в то время не знал, что означали сии мудреные слова. Так вот, Гранжен полагал, что Зверь есть не что иное, как стая огромных волков, появившихся на свет в результате случки волчицы с гигантским сторожевым псом, созданий свирепых, сильных, коварных. Гранжен готов был даже допустить, что Зверь есть Кара Господня, но недоуменно вопрошал, почему он всегда нападал на маленьких мальчуганов, девочек и женщин, но никогда не трогал мужчин, даже самых слабых, щуплых и низкорослых, даже самых дряхлых стариков? Нет, право, было во всем этом нечто странное, темное, подозрительное, как говорил Гранжен.

И правда, мне в то время уже было известно, что по деревням поползли весьма странные слухи. Если верить всем этим историям, у Зверя были замечены кое-какие черты-человека. Свидетели утверждали, что иногда чудовище ходило на задних лапах, совсем как человек. Некоторые слышали, как оно смеялось. Другие видели, как оно подбиралось к окнам и заглядывало внутрь домов, причём порой оно облокачивалось на подоконник, как деревенская кумушка, подошедшая поболтать с соседкой. Совсем недалеко от нас, в деревне Жюлианж, некий господин Пурше стрелял в Зверя однажды ночью, когда тот забрался к нему на гумно. Зверь, по его словам, словно бы споткнулся, упал, затем поднялся и умчался, ругаясь на чем свет стоит. Гранжен выслушал от меня все эти истории с величайшим вниманием. Однажды вечером отец спросил его:

– А почему Зверь не свирепствует у гугенотов, в Севеннах?

– Вероятно, потому,– ответил Гранжен,– что он любит закусывать лишь истинными христианами, а еретики-гугеноты ему не нравятся.

Надо признать, что мы тогда довольно косо, вернее даже, с большой непрязнью посмотрели на Гранжена. Он сидел перед очагом между двумя своими спутниками и пристально смотрел на языки пламени, пожиравшие охапки дров... Это были невысокие, живые, проворные, разговорчивые люди, совсем не похожие на тех важных, надутых, молчаливых особ, какими я представлял себе гугенотов, уж не знаю почему. Говорили они легко, быстро, четко, умели ясно выражать свои мысли, в особенности Гранжен. Мы же по сравнению с ними были если уж не глухонемыми, то заиками, косноязыкими увальнями, тугодумами.

– Все дело в том,– продолжал Гранжен,– что вы, в отличие от нас, любите бояться, вам  нравится нагонять страх на себя и на других. Вас хлебом не корми, а дай побояться да постращать других. А мы, гугеноты, на вас не похожи, вот потому у нас и нет волков-оборотней.

– Что ты хочешь этим сказать?– тихо-тихо спросил, почти прошептал мой отец.– Что Пурше стрелял не в Зверя, а в человека, вырядившегося в шкуру животного?

– Не знаю, не знаю. Но, в конце концов, люди не сегодня научились маскироваться и не сегодня придумали маскарадные костюмы, приятель. Дядя отца и второй кузен выглядели несколько смущенными, как будто считали, что Гранжен по простоте душевной наговорил лишнего. Я почувствовал, что меня начинает душить гнев. Все эти разговоры мне до смерти надоели. Мы и так уже бесконечно устали от того, что постоянно думали о Звере. А тут еще этот гость из Виваре вздумал все усложнять! Мне было тогда всего шестнадцать лет, но, как и сказал отец, я уже был (вернее, не был, а ощущал себя) настоящим мужчиной, и я всегда был вспыльчив, как порох. Я чувствовал, что гнев во мне нарастает. Должно быть, в этот миг глаза мои вспыхнули диким огнем, я вскочил с места, встал, выпрямившись во весь рост, около Гранжена и бросил ему прямо в лицо:

– А может, это вы, гугеноты, выпустили на свободу Зверя? Ведь он пришел не откуда-нибудь, а из Виваре!