Я поспал в машине на ресторанной стоянке, изжарился, как цыпленок на вертеле, потом какой-то добрый старик постучал в окно, проверить, жив ли человек. Во сне я принял решение — просить месячную отсрочку на Эйснера. Непонятно было, как можно получить указания во сне, если не было сновидения. По части сроков Дон просто убийца, и однажды, когда у меня случилось нервное истощение во время работы над Дональдом Трампом,[66] Дон нанял «негра», сделавшего большую часть Биозонда. По правде, я не любитель отпусков, но почувствовал, что сейчас готов для отдыха. На заре моей карьеры, хорошо заработав на первых трех Биозондах, я занялся теннисом и горными лыжами, но вскоре бросил — слишком банальными были эти занятия по сравнению с моими начальными литературными устремлениями, хотя последние быстро испарялись в пылу работы над Биозондами. Я катался на лыжах в Стоу, Вейле и Аспене, посещал дорогие теннисные школы в Калифорнии, Техасе и Флориде. Да, чуть не забыл, несколько дней занимался глубоководным ловом на Ки-Уэст. Есть что-то почти оскорбительное в обществе других отдыхающих. Долгие вечера с людьми, которые истощают мозг и тело, пытаясь купить дорогие удовольствия; танцы с женщиной, преющей в норвежском свитере ручной вязки, вычурные, дорогие и посредственные курортные трапезы, страшно пострадавшие от последних кулинарных мод, вся эта бессмысленно дорогая оснастка: лыжи за семьсот долларов и четырехсотдолларовые ракетки, когда по уровню моих талантов больше подошло бы барахло из универсама. В Аспене всегда можно было услышать за квартал рев техасцев. Однажды на «Крошке-Нелль» светская дама обкакалась после тяжелого падения, и ее друзья разбежались. Я одолжил ей мою парку, чтобы она повязала ее вокруг пояса, но вечером в баре она сделала вид, что не замечает меня, и парку я так и не получил обратно. Это скорее смешно, чем печально, размышлял я над эскалопом с уксусно-кислыми каперсами, а затем над размороженной малиной. Замечу, что Дон поиграл на пятидесяти «лучших гольфовых полях мира».
Жизнь — это труд, по крайней мере так я думал или «делал», поскольку приятных альтернатив не имелось. Клер была в ужасе, когда у нас случилась размолвка в Париже и я провел три дня в поезде, разъезжая между Парижем и Марселем, чтобы не прерывать работу. Поездка в один конец длилась четыре с половиной часа, а я был так раздражен, что не мог работать в отеле, платя за дорогую квартиру. Миленькая проводница приносила мне кофе, вино, крутые яйца, и я победно заполнял блокноты рентабельной прозой о Уоррене Баффете.
Сидя на жаркой ресторанной стоянке вблизи вентилятора, выбрасывавшего густые, но неприятные запахи жареной рыбы, я думал: «К черту Дона, я беру отпуск». С визгом шин я выехал со стоянки, и на сердце было не то чтобы солнечно, но намного легче обычного.
Синди оказалась гораздо более загорелой, жилистой, мускулистой и говорила гораздо быстрее, чем в прежние дни. Мы стояли на заросшем дворе позади ее дома, наполовину недокрашенного. У дверей меня встретила коренастая молодая женщина, по голосу та же, с которой я говорил по телефону, и во двор она принесла нам по стаканчику посредственного хереса. Я уже заподозрил, что она может быть «компаньонкой» Синди, а не только помощницей, хотя часто ошибаюсь в таких вещах. К моему удовольствию, Синди вылила свой херес на траву и решила, что мой приезд заслуживает мартини, но, вылив свой, я получил выговор за то, что он попал на растение, которому херес может повредить. По крайней мере, я еще не задал глупых ботанических вопросов, хотя один уже вертелся на языке. Поле за домом разочаровывало своей несхожестью с фотографиями цветения в журнале авиалинии. Ясно. Пора цветения еще не настала (в «Гуманистической ботанике» об этом, правда, не говорилось), но самодовольства от этого соображения я не почувствовал. Поднимаясь за Синди на заднее крыльцо, я не мог не отметить, что заду ее немного не хватает содержания, он раздался с возрастом, потеряв в рельефе.
Мы посидели в ее кабинете и за два часа выпили по два мартини. Достаточную, но не аварийную дозу. Я так и не оправился после объявления, сделанного ею в самом начале, — что мне забронирован номер в Ла-Кроссе, в мотеле, километров за двадцать от ее дома. Я сделал мысленную паузу, пытаясь сообразить, чего же я на самом деле ожидал. Кроме того, она отвергла мое предложение часика два поработать тяпкой — растения еще слишком маленькие, чтобы допустить к ним «непрофессионала». Был приглашен, однако, на ее июльский семинар по цветам — пять дней, семьсот долларов, включая вегетарианское питание. Она сочла забавным, что я всю ночь потратил на чтение ее книги.
— Ну так задай глупый вопрос, если ты еще способен, — сказала она.
— Почему на земле так много растений? Как будто Бог не мог решиться, — сказал я.
Она засмеялась:
— Ты набрался этой божественной ерунды от своей чудаковатой бабки.