Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы (СИ)

«…обыкновенно я никогда ничего не доказываю. Доказывают там, в Веселой Башне. Для этого я содержу опытных, хорошо оплачиваемых специалистов, которые с помощью мясокрутки святого Мики, поножей господа бога, перчаток великомученицы Паты или, скажем, сиденья… э-э-э… виноват, кресла Тоца-воителя могут доказать все, что угодно. Что бог есть и бога нет. Что люди ходят на руках и люди ходят на боках. Вы понимаете меня?».

Дона Рэбу — понимаю. Поэтому так — не надо. Эффектно, но неэффективно.

А как надо?

Ну, например… Чисто намёком.

В Древней Греции проводят конкурс скульпторов. Десяток гениев (каждый так о себе думает) выставляют продукты своей гениальности. Нужно выбрать один, авторитетное жюри — в душевной панике и желудочном расстройстве. Умный человек предлагает авторам указать два лучших изделия. Понятно, что каждый гений на первое место ставит себя. А вот второе… И Фидий объявляется победителем большинством голосов. «Вторых» голосов.

Задача: не раскурочить психику «объекта», добиваясь от него признания по конкретному вопросу. Задача — высвобождение. Отпустить «птицу его души» в свободный полёт по древу его личных ассоциаций. Пусть летит и поёт. Свободно.

Куча известных приёмов, типа «добрый/злой следователь» или «чистосердечное признание облегчает душу» — имеют, по сути, именно эту цель: освободить «птицу души» для «сольного концерта».

Я же предупреждал! Я — свободогей, вольнопоц, либераст и… как же это…? — А! Фридомайзер! Майзаю фридомом где не попадя.

* * *

– Петька, ты чего делаешь?

– Оперу пишу, Васильваныч.

– И про меня напишешь, и про Фурманова?

– Про всех. Опер так и сказал: Пиши про всех.

Вот такие «оперные арии» зазвучали в моих подземелиях.

* * *

Конечно, это требует бОльшего искусства допрашивателя. Больше внимания, способности «войти» в личность объекта, в тему… Просто — много больше бумаги. Для фиксации этого бреда. Времени и труда для осмысления. Для выявления нестыковок. И — стыковок.

Помощники Ноготка к таким сложностям были не готовы. Они прежде сталкивались с мелкими группами расхитителей. Два-три чудака, один-два эпизода… Здесь — система. Десятки людей, сотни эпизодов, несколько лет функционирования на огромной территории. Работы… непочатый край. Так что — безвылазно.

Какие там прибамбасы технологические?! Какой ткацкий станок с летучим челноком?! — Потом! Всё потом! Сейчас понять: вот этот чудак с вывернутыми на дыбе руками — врёт или только привирает? Вот это — важно.

Затягивать — нельзя. Через две недели застеночного бдения я получил весточку с верхнего края муромских земель: вниз по Оке идёт воинский караван. Из Рязани. С сыном Андрея Боголюбского — Изяславом — во главе. Цели неизвестны, дружина невелика. Но что Боголюбский к епископу… с пиететом — однозначно. Хоть к какому. Особа архиерея на «Святой Руси» — для светских властей неприкосновенна. Только митрополичий суд. Я про это уже…

Через два дня княжич будет здесь. И Федю… придётся отпустить.

Я был в ярости. У меня из под носа собираются утащить «лишний реал». И он снова станет в здешнем реале — не «лишним». Он будет ходить по земле, отравлять воздух и души человеческие. Он будет «в реале». А не в виртуале. Где ему и место.

По счастью, к этому моменту у нас было уже достаточно материала. Для проведения суда.

Факеншит! Для суда Ваньки-лысого над епископом Ростовским!

М-маразм!

Уелбантуриться и в болото закопаться!

Но мне… очень хочется.

«Если нельзя, но очень хочется, то можно» — русская народная…

Меня пытались отговорить. Все. Даже Гапа:

– Ванечка, миленький. Не делай этого. Это ж ты всю Русь против себя! Ведь все ж озлобятся! Ведь противу всех законов-обычаев! Ведь никогда ж такого не бывало! Изведут тебя ироды…

А что сказал по этому поводу гражданин Рабинович? — «Не дождётесь!».

– Не дождётесь, не изведут. Все? Мне, Гапа, важнее твоя доброта да ласка. Важнее всея Святая Руси ругани да проклятий. Ты-то на меня не озлобишься? Не сбежишь, не струсишь? А что прежде не бывало… Всё когда-то — в первый раз случается.

Даже Мара, признавая мерзость епископа, необходимость его исключения из реала, предлагала более мягкий вариант:

– Ну придави его тихо. Помер там, от болячки какой. Хочешь, я ему так… комар носу не подточит.

– Спасибо, госпожа старший советник. За совет. Только мне просто его смерти — мало. Он убил моих людей. Всяк, кто на такое дело собирается, должен знать — он собирается умереть. Суд. Казнь. Публично. Чтобы на всю Русь звякнуло.

– Так-то оно так. Только он-то ведь… епископ.

– Сан — от наказания не защита. Наоборот — отягчающее обстоятельство.

Глава 46 1

Отчасти из-за такого общего мнения, из нежелания подставлять своих людей — ни присяжных, ни заседателей в суде не было. Судья — я. Один.

«Аз воздам».

И будет воздаяние моё… — полной мерой.

Не было у нас и адвокатов — здесь такой институт отсутствует, подсудимый защищается сам.

«Дикое русское средневековье».

Судебное заседание происходило в том самом «цирке», где несколько месяцев назад я объявлял о создании системы приказов и Табели о рангах.

Крышу уже поставили — мелкий моросящий дождик не мешал.