Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)

Призывы Нифонта подействовали. Дармоедов этих стало меньше, ватажки по-уменьшились. Но не перестали.

Другая категория — скоморохи. Почти неприкрытый криминал. Днём — с личиной скачет, ночью — купца режет. Обдурить поселянина — норма, удальство. Чего-нибудь спереть, изгадить, каверзу какую… радость, гордость. Иногда, с голодухи или сдуру, начинают шутить шутки и с вятшими. Срабатывает. Следом скоморохов ловят и бьют. Иногда и до смерти.

Это я к тому, что просто взять «сказочника», дать ему посох да суму, серебра отсыпать и скомандовать: «А теперь твой путь далёк, через запад на восток» — не дойдёт. Необходимо внедрение в группу-«носителя», навыки, легенда… Потом-то, на месте, где-нибудь во Владимире… И то — в одиночку — опасно.

Наконец, собственно пропаганда: что такой человек будет говорить и как.

Прямое заимствование методов 21 века не годится. Принципиально: постоянная обратная связь. «Сказочник» не садится к микрофону или к камерам, не «толкает заметку в газетку», не «молотит» свою агитку куда-то… в электорат. Он с людьми — лицом к лицу. За его спиной нет чудаков с двуручным и остроточенным, какой-то репрессивной машины, какой-то освящённой богом, властью, традицией, силы.

Он — один. Он и его слово.

Отсюда, кстати, очень высокий уровень искажения информации — адаптируют к аудитории по необходимости.

Сходно со СМИ 21 века: не так соврёшь — не заплатят. «Потребитель голосует рублём». Или — ногами.

Здесь хуже: не попал в «окно восприятия» аудитории — плюнут. А то — стукнут. Сто человек по разу кулаком приложат… сильно отбитая отбивная получается.

Говорят, что «суд Линча» — мерзкое изобретение америкосов. «Соединённые Линчующие Штаты». Фигня. Это — норма. Во всяком обществе прямой демократии. Где вердикт определяется по силе крика на торгу.

«Святая Русь», безусловно, средне-средневековое феодальное образование. Только русские люди про это не знают. Феодалы, с их нормами и законами — в городах, в усадьбах. А народ живёт… по-народному. Дерьмократически.

— Чего брешешь, гнида проходящая?

И дубиной в голову.

— Да за шо ж ты его так… наповал.

— А… крутит брюхо чегой-то. Поел не то с утра.

В таких условиях и княжий вирник — отец родной, спаситель, надёжа и оборона.

По сути моей пропаганды: речь не идёт о кратковременном возбуждении агрессивности толпы в нужном направлении. Нужно рассказать, сообщить, дать подробности, сформировать общее устойчивое впечатление…

Не — схватили, побежали, поломали…

Ограничения жанра. Никаких сцен, трибун, площадей… Небольшая аудитория в 5-30 человек. Отсюда — отказ о крика. И связанных с напряжением голоса эмоций: ярость, злоба. Очень сжатая драматургия. Монолог. Не вопиятельный — повествовательный. Пляски, сальто-мортале… неуместно. Хотя, конечно, возможны «на разогреве».

Ограниченный набор допустимых приёмов при построении самого текста и в средствах его подачи.

Средневековый христианский театр — только «Святки», изображение рождества Иисуса в лицах. Совсем не древнегреческие трагедии.

Ближе к Будёному: «былинники речистые ведут рассказ».

* * *

Хотен в тот день на работу не ходил — сочинительствовал, паренька-писаря довёл до «белого каления», а вечером, в небольшом кругу моих слуг и ближников — позорно провалился. Что закономерно.

— Хотен, ты ж неграмотный. Так какого ж ты в бумагу вцепился, пальцем по ней водил? Прочитать решил? Или собой сочинённое — сам и позабыл?

— А… ну… не… но ты ж, Воевода велел…

— Я велел «записать», разве я велел «прочитать»?

— Эта вот… я подумал…

И на колени — бух, лбом в пол — грюк:

— Не вели казнить! Вели слово молвить! Не по умыслу злобному, но лишь скудомыслием безмозглым…!

— Стоп. Хорош скулить. Если скудомыслен — пойдёшь на Ватому. Или давай дело делать. Ты почему сочинение своё отпономарил? Будто в твоих словах — тебе самому — ни мысли, ни чувства?

— Дык… ну… это вот… Куражу нету! Оно тогда хорошо идёт — когда кураж! Когда ты ему слово — а он тебе в ответ! Глазками блым-блымк…

Это он мне собрался рассказывать?! Дядя, я перед такими залами выступал, которых у тебя в жизни никогда не было! И, при таком уровне твоей успешности — никогда не будет.

— Кураж… это материя такая… Когда ты на завалинке сидишь и перед бабами выёживаешься… Пришёл кураж — хорошо, нет его — спать пошёл. С таким умением — на Ватому. А вот коли ты — есть кураж, нет его — начал да сам собой закуражился… Тогда можно тебя в дело брать. И не важно что там вокруг — блым-блымк или зевки да чихи. Сделай! Чтобы был… блым-блымк!

* * *

Юрий Никулин говорил, что предпочитает выступать перед «людьми с улицы»:

«Такой зритель два часа на жаре за билетом отстоял, свой труд, свои деньги отдал. Он пришёл веселиться. Он в это — в моё представление — уже вложился. Он готов смеяться ещё до первой репризы. А вот если билеты какая-нибудь профсоюзная организация „Серпа и Молота“ закупила, да по разнарядке распространила… Человек пришёл терпеть, отбывать. Ему представление — изначально скучно. Только к концу и расшевелишь».

«Слышать смех — радость. Вызвать смех — гордость для меня».