Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)

— Тю. У меня не два языка. Да и заплачено тебе за три года вперёд.

— А потом?

— А потом — суп с котом. Я своей воли не меняю. Если только ты на меня войной не пойдёшь. Врагу серебра давать не буду.

— Во как! Ты меня уже и в вороги записал?!

— Я?! Эт ты сам записаться тщишься! Прочих всяких расталкиваешь! Я! Я! Самый главный Ваньке-лысому враг-погубитель! Уймись, брат. Много чего в жизни случиться может, но я тебе врагом не буду. Такое… против естества моего.

Точно. Если и прирежу, то исключительно по любви, во благо и из неизбывной необходимости. Проливая слёзы печали и издавая стенания сочувствия. Не по злобЕ.

Молчит. Пыхтит. Смотрит.

Когда тебя четыре чёрных дырки крупного калибра в упор разглядывают… чуть шевелятся, наводясь… чувствуешь себя «кукурузником», не туда залетевшим. Извините ребята, виражом ошибся. А в ответ — та-та-та… «Он вчера не вернулся»… из виража.

— Ещё чего скажешь?

Ну, раз пошла такая пьянка…

— Отдай мне Волгу. Левый берег. По Мологу.

— Вот! Верно мне сказывали! Хочешь земли мои себе забрать! Вор!

— Дурень! Какие они твои?! Там твоей власти — на тыщу вёрст один ярыжка! Да и тот кривой! Ты про те дела и не знаешь! Только пыжишься! Моё-моё! Ни себе, ни людям. Хотя — вру. Людям. Мерзости и пакости. Ворью, шишам, обноскам да обтрускам. Вот, гляди.

— Эт чего?

— Это — карта! Блин! Географическая! Мои люди идут отсюда, от Стрелки. Метят селения. Красное: русское, православное, князя Суздальского. Чёрные: нерусские, язычники, тебя государем не считают.

— А тут вот… иной цвет. Эт чего?

— Зелёные — мои. Другие… Это — меря православная, твоя. Это — язычники, твои. Таких-то… всего два места. Да там понизу написано. «Легенда» называется.

— А ну, дай-ка.

Андрей развернул карту, переставил подсвечник и, то бормоча что-то себе под нос, то отфыркивая, принялся водить пальцем по карте, смешно наклоняя голову, чтобы прочитать косые и кривые названия рек.

Уф-ф. А ведь и сцепиться могли. И ещё можем. Но пока — момент отдыха. Переключение внимания. Как у ребёнка с яркой игрушкой. Андрей никогда таких вещей — не видал, такой наглядности — не представлял.

* * *

Карты здесь рисуют чернилами. Одноцветные. Раскрасок — нет. А мне…

Я вспоминал своё давнее видение. Как на рельефной, красочной карте «Святой Руси» с золотыми куполами, зелёными лесами, синим реками из маленьких домишек-полуземлянок выползают, плача и кашляя в клубах чёрного дыма курных печек, сотни маленьких детей. Рвут, раздирают себе горло, тело. Ползут и умирают. На пороге, на дороге, под кустом. И души их возносятся в царствие божие, в сонмы ангелов лучезарных. Пока тела на земле бьются и корёжатся в судорогах. Выхаркивая дым, смрад, отраву… которыми каждый день их угощают любящие родители.

Не по злобЕ. Просто — «все так живут».

* * *

Спасибо Трифе и Драгуну. Молодцы ребята — сделали «наглядное пособие». Карта части «земель русских». И — не-русских. С идентификацией цветом религиозной, этнической и государственной принадлежности населения. Ярко, интересно, непривычно.

— Брехня. Вона, Кострома. Тута красненького — одно пятнышко. А город-то мой!

— Там твоего — посадников двор. Остальное — набродь да шелупонь. В большинстве — люди русские. В церкву не ходят, тебя государем не считают.

— И через это ты тамошнего посадника убил?

— Ч-чего?!

Это он с какого дуба рухнул?! Я — ни сном, ни духом…!

— Того! Не ври мне! Твои люди посадника зарезали! Вчера гонец прискакал!

КВН. Жизнь властителя сходна с КВНовской разминкой. Ты думаешь чего-то, готовишься… А тут раз — вопрос. Оглоблей в лобешник. И тридцати секунд на ответ — у тебя нету.

Так и не надо! Можно мне ответить сразу, без подготовки?

— Брехня. Я людей в Кострому посадника убивать не посылал. Всё. Точка.

Редкий случай. Когда я абсолютно уверен в своих словах. Маразм у меня — постоянно и повсеместно. А вот склероз…

Виноват, молод, не дорос ещё. До такого счастья. Когда каждый день что-нибудь новенькое. Даже без всякого научно-технического…

Вот он, знаменитый, высасывающий, душу вынимающий, взгляд Боголюбского. Когда с кипчакского, чуть скуластого лица вдруг всматриваются в тебя греческие, будто с иконы Богородицы глядящие, большие круглые бездонно-чёрные глаза.

Гляди-гляди, Андрейша. На мне узоров нет. Ишь, какой у тебя взгляд. Заинтересованный. Крайне. Я аж засмущался. Сейчас стенку пальчиком ковырять начну.

— Лжа!

— Повтор. Потрет, почетвёрт, попят. Утомляешь, брат. Однообразием своим. Мне лжа заборонена. Ты привык со своими… во вранье ковыряться. А у меня каждое слово — правда. Ты — про то знаешь.

— Врёшь! Там, возле посадника, твоего человека нашли! Убиен посадником. На ём грамотка. От тебя даденная! А другой — сбежал! Ни чё! Сыщут!

— Коли сыщут — хорошо. Живым бы довезли. Об чём грамотка-то, княже?

— Об том! Об чём, об чём… А какая разница?! Твой человек! А ты тут: «Я людей в Кострому не посылал».

— Факеншит же! Ты чего, Андрей?! Глушина одолела или мозги пылью присыпало?! Слов не слышишь?! Или — понять не можешь?! Сказано: «посадника убивать» — не посылал. И сиё есть — правда!

— Экх… кха… А зачем посылал?