Зверь лютый Книга 38 Ляхолетье

-- Господин велел... передать повеление сыну своему. Посвети.

-- Какое такое повеление?

-- Особое. Только ему.

-- Ну, иди.

Янек прошёл в соседнюю келью. Двери не закрывает - хоть какой-то отсвет. Кормилица спит с краю. Начинает спросонок ворочаться. Перерезает ей горло. Сталкивает в сторону, втыкает нож в голову ребёнка. Поворачивается к выходу. С ножом в руке.

В этот момент, княжна, которая как всякий ребёнок в её возрасте, крайне любопытна, слезла с постели, подобралась к служанке, которая тоже любопытна, стоит возле дверного проёма и подглядывает, вопит от ужаса. Этот вопль слышат стражники, они отправляются внутрь посмотреть.

Нянька даёт княжне пощёчину, отправляет в постель. После чего, вооружившись палкой от метлы, спрашивает у замершего в растерянности Янека:

-- Ты чего наделал, придурок?!

-- Дык... эта... хозяин велел... отродье от волхования... чтобы не марать светлый облик христолюбивых Пястов, князей Милой Польши...

-- Хозяин? Тогда убегай быстро, а то забьют.

Янек послушно поворачивается. И сталкивается нос к носу с Верещагой. Который видит мужика с ножом в руке. Бьёт кулаком в лицо и выворачивает нож.

Служанка ахает и захлопывает свою дверь. Полная темнота. Янека бьют на звук и на ощупь, выворачивают руки за спину. После чего решают:

-- Надо кого-то звать. Из начальных.

Шипуля бежит в другой дом к своему князю, Миссионеру. Бежит мимо домика настоятеля, в котором мы с принцессой только-только... навозлагались.

Возле крылечка лежит Курт. На дворе светлее, чем в доме. А уж реакция волка на человека в кровище...

Курт говорит:

-- Р-р-р.

Сухан, который сидит на крылечке, охраняя мой покой и... прочие состояния души и тела, говорит:

-- Стоять.

И укладывает Шипулю носом на дорожке. Тот не Верешага - не верещит, а шипит:

-- Тама. Шшуки.

Это не про породу рыб, а общая эмоциональная оценка.

Сухан сообщает новости мне, я бегу на место событий. Всё время, от перерезания горла кормилицы до моего появления - минут двадцать.

Стучу в соседнюю келью. Ни звука.

-- Открой. А то ломать буду.

Пауза. Скрип вынимаемой палки.

-- Я ничего не видала! Ничего не слыхала! Ничего никому не говорила! Он всё врёт!

-- Поди к младенцу. Разверни тряпки да посмотри - как он там.

-- А чего я?

-- А кто? Ты нянька. Иди.

Женщина осторожно проходит в комнату, старательно выбирает место для босых ног, чтобы не вступить в лужу натёкшей крови. Наклоняется на постелью убитого младенца, разворачивая окровавленные тряпки.

-- Ой! Беда-то какая! Убили дитятко!

Она, типа, не знала.

Я вхожу следом и бью по её, обтянутой тканью ночной рубахи, спине. Ножом Янека.

Хороший ножик, по руке. И заточен правильно. Входит легко. Под левую лопатку, по рукоять.

Объяснять? - Информация о смерти маленького Болеслава - стратегическая. Не должна быть распространяема до утраты актуальности.

Казимир правителем быть не может.

Факеншит! Потому что дерьмо!

Елена может быть только регентом, только при сыне.

Нет Болека - Польшу рвут прочие Пясты.

***

Ни один смертный не способен хранить секрет. Если молчат его губы, говорят кончики пальцев; предательство сочится из него сквозь каждую пору - Фрейд.

Согласен. Хуже: смертные болтают и после смерти. Завещания римских патрициев - я уже...

***

Проболтаются все. Вопрос не в факте, вопрос в сроке.

Все носители тайны должны пользоваться моим доверием. Вот эта тётка... не доверяю. Не ей одной, но задачи будем решать... по мере возможности.

Не могу сказать: она слишком много знала. Она знала немного. Но - лишнее.

Говорят: знание - сила.

Бывает: знание - смерть.

Женщина хекает. На мгновение замирает, выгибаясь. И валится на убиенного младенца в постели. Ухватив в последнем движении тряпки с кровью, съезжает на колени, валится на бок. На прежде убитую кормилицу княжича. Громко хлюпает кровь. Не то - ещё вытекающая, не то - куда-то уже затекшая.

Общий ах!.

И тишина.

Все молчат. Только два чуть слышных внутренних воя. На грани восприятия. Один слева, под оказавшейся столь важной в нынешних событиях лампадкой. Там сидит, сжавшись в клубочек на постели, девочка Маша, Великая княжна Мария Казимировна.

Другой сзади, от открытой в сени двери. Там, в расстёгнутом кафтане на ночную рубаху, стоит только что заявившаяся босая коротко стриженная Великая Княгиня Елена с уставным ножиком в руке.

Корона - важно. Но с прежней своей амуницией расставаться не спешит.

И чего припёрлась? Нормальный мужик после таких постельных игр разворачивается носом к стенке и сопит в тряпочку. А эти... Пловчихи немецкие вообще - мировые рекорды от секса ставили. И эта тоже... побегать надумала.

-- Елена, возьми дочку и отведи в мои покои. Не дело ребёнку посередь покойников оставаться.

Мать и дочь взглядывают друг на друга и... лучше не сводить их вместе. Дочь пытается забиться дальше в стену, отрицательно трясёт головой. Мать тоже трясёт. Потом начинает скалиться.

Мда... материнские чувства... вытоптаны придворной жизнью до ненависти.

Что-то много народу собралось. Душновато как-то.

-- Охрим, возьми девочку, отнеси в мои хоромы, уложи спать.

-- ??!