Зверь. Мое наваждение

– Ты, наверное, прав. Зря.

– Конечно, – парень улыбается мне, откидывается на спинку стула. Пока я накладываю рис и тушеное мясо, Женя блуждает по мне недвусмысленным взглядом. – Есь?

– М-м-м.

– Ты сегодня сильно устала?

Я поворачиваюсь к парню спиной. К лицу приливает кровь, а ладони моментально становятся холодными и влажными.

– Очень, Жень. Кажется, что я сейчас просто упаду, – и я не вру.

Я испытываю волнение, от которого ноги становятся ватными. С того момента… с момента в ВИП-комнате у нас с Женей не было близости. Я не допускала этого. Не смогла переступить через стыд за измену, как и не смогла признаться в ней.

– Ясно.

И «ясно» сказано хлестко и обидно.

Но я не оправдываюсь и не пытаюсь загладить вину – молчаливо мою посуду и расставляю ее по местам.

– Я не останусь, – говорит Женя, поставив грязную тарелку рядом с раковиной.

– Хорошо, – отвечаю, не поворачивая головы.

Он шумно вздыхает, стоит за моей спиной.

– Можешь не провожать, – роняет недовольно. И я вновь испытываю стыд. Выключаю воду и иду вслед за парнем. Жду, когда он обуется, возьмет ключи от машины, телефон и потянется к дверному замку.

– Пока, – говорю я тихо.

Женя задерживается на пороге.

– Больше ты мне ничего не хочешь сказать? – спрашивает настороженно.

– Нет.

– Точно? – он выдерживает паузу. – Ты изменилась.

Я не могу смотреть ему в глаза. Кажется, Женя прочитает все по моему взгляду.

– Жень…

Сейчас я чувствую стыд особо остро. Я ведь не призналась в своем предательстве, но попросить денег у человека, которому изменила, смогла.

Это ужасно.

– Я…

От дальнейшего разговора меня спасает телефонный звонок.

– Это Егор, – произношу я и спешу на звук мелодии. – Алло, – принимаю вызов.

– Привет, – голос брата слабый и чуть хриплый. – Я проснулся.

– Как ты? – спрашиваю, вцепившись в подоконник.

– Уже хочу домой.

– Быстрый ты, – отвечаю я, улыбаясь. – Я завтра приеду, как только разрешат. Тебе что-то принести?

– Ничего не хочу, – отвечает Егорка.

– Поняла. Ты отдыхай, утром еще созвонимся. Я приду пораньше, хочу застать Петра Васильевича на месте и переговорить, а потом сразу к тебе, – делюсь планами на день. Но не всеми, про встречу с братом отца умалчиваю.

– Угу. Есь, я спать хочу, – перебивает Егор. – Глаза сами закрываются.

– Это действие наркоза, – поясняю я. – Спокойной ночи.

Не знаю, радоваться или нет, но Женя не дождался окончания телефонного разговора. Ушел, не закрыв дверь на замок.

Пусть так.

Ночь проходит как в бреду. Я постоянно открываю глаза и проверяю, не проспала ли. Когда звонит будильник, с трудом разлепляю веки, сажусь на кровати. Знаю, если останусь в постели – точно усну.

Я не трачу время на завтрак, наспех привожу себя в порядок и спешу к родственникам в надежде, что точно застану их дома.

В последний раз я встречалась с дядей и тетей полгода назад, когда мы с Егоркой вступили в наследство.

– Кто? – слышу голос тети Сони в домофон.

– Доброе утро, это Есения.

– Хм-м-м, заходи.

Неприятный писк, оповещающий, что дверь открыта, заставляет меня поморщиться.

Я поднимаюсь по ступеням и слушаю разговор.

– Кто там ни свет ни заря?

– Еся пришла.

– Рано-то как…

Из приоткрытой двери выглядывает заспанное женское лицо.

– А вот и она. Заходи, Есенька. Заходи.

Тетя Соня отступает, плотнее запахивая халат, из-под которого торчит подол ночной рубашки.

– Доброе утро, – я здороваюсь.

– Доброе, девочка. А ты что так рано? – женщина запирает за мной дверь.

– Вот так получилось, – я несмело улыбаюсь в ответ.

– Случилось что? – она жестом приглашает меня пройти в кухню. – Чай будешь?

– Нет, спасибо.

– Во-о-ова, – вопит тетя Соня, – тебе чай?

– Кофе, Сонечка.

– У тебя сердце. Никакого кофе. Могу заварить цикорий.

– Ну давай цикорий, – соглашается мужской голос.

– Есенька, ты-то не молчи, рассказывай. Не зря пришла с первыми петухами. С Егоркой что-то?

– Да, – я отвечаю, присаживаясь за стол. Большой. За ним с легкостью уместится семья из десяти человек.

– Ох ты ж, – женщина мельком смотрит на меня и продолжает колдовать у плиты. – Вова, с Егором беда, – выкрикивает и звенит посудой.

– Да ты что?! —дядя появляется на кухне через пару секунд. Он приобнимает меня, хлопает по спине. – Заболел мальчишка? – присаживается напротив.

– Он упал…

– Ох, – выдыхает тетя Соня. – Жив?

– Жив, конечно, – заверяю я. – Но ему была нужна срочная операция. Сместилась кость, – я складываю ладони, пытаясь продемонстрировать. – Петр Васильевич, врач Егора, пообещал все исправить.

– Это хорошо, – тетя Соня сервирует стол к завтраку. – Вова, когда Есения пойдет домой, ты напомни, я ей сложу варенья малинового. Передашь от нас Егорке.

Дядя Вова поддерживает идею жены, активно кивает.

– Большое спасибо. Но…

С моим “но” дядя Вова застывает с ложкой, наполненной горячим напитком у губ, а тетя Соня замирает за спиной мужа.

– …Это очень дорогая операция. Без нее он бы не смог вести полноценную жизнь в будущем. Хромал и испытывал боли…

Когда я озвучиваю сумму, молчание в кухне становится гнетущим.

– Это что же за такие деньги делают?! – восклицает тетя Соня. – Пластины эти что, золотые с бриллиантами?

– Я не знаю, – произношу я.